Александр Долгов

Черное и белое рока в беллетристике, журналистике, графике

ЦОЙ. ЧЕРНЫЙ КВАДРАТ

Скачать

Сценарий полнометражного художественного фильма

Фантастическая драма с элементами мистики

Лето. Яркий солнечный день. Узкая дорога в живописном месте. Видно, что впереди – поворот направо. Дорога пуста: нет ни людей, ни проезжающих машин. Тишина, только щебечут птицы, и шумит листва на деревьях. Недалеко от дороги хуторок, опушка леса. На пригорке лежит сонная бродячая собака.

На экране появляется титр: Тукумс. 15 августа 1990 года. 12:28

Крупный план – лежащая собака. Она дремлет. Рядом с ней обрывки газеты на русском языке. Порывы ветра треплют страницы. Очередной порыв ветра поднимает газету в воздух; немного покружив, она падает на собаку. Собака испуганно взвизгивает, отскакивая в сторону. Крупный план: газетный заголовок с оборванным концом «Две жизни Рудоль...» Под заголовком черно-белый фотоснимок пилота в летном шлеме, смотрящего из кабины самолета. Собака начинает глухо рычать. Изображение мгновенно меняется, – картинка на экране начинает трястись как студень. И сразу же в кадр на большой скорости влетает «Москвич-2141» темно-синего цвета, в салоне которого виден только силуэт водителя. Омерзительный визг тормозящих колес выворачивает душу наизнанку. Крупный план: спидометр машины, стрелка которого показывает отметку 130км/час.

Несколько секунд машина едет, петляя по обочине, сбивая оградительные столбики. Затем ее разворачивает и выбрасывает на встречную полосу. Как раз в это время из-за поворота выезжает встречный рейсовый автобус (без пассажиров) «Икарус-280»... Столкновение чудовищно страшное. Под дикий грохот удара гаснет экран.

 

Черный экран. Появляется титр: За семь часов до автокатастрофы

Затем другой титр: Алма-Ата. 15 августа 1990 года

Квартира кинорежиссера Рашида Нугманова. Рашид лежит на разложенном диване навзничь с открытыми глазами. Звенит будильник. На часах 9 утра. Рашид нажимает на кнопку будильника. Какое-то время он еще лежит на спине и смотрит в потолок. Потом встает, идет мимо комода, на котором стоят три разных телевизора – один большой, второй, рядом, поменьше, и третий совсем миниатюрный, стоит на корпусе большого. Все телевизоры работают. На экране большого – военная хроника, скоростной поезд мчится мимо горы с заснеженной верхушкой, опять хроника. На экранах двух других рябь и картинка сетки. Из большого телевизора доносится приглушенный женский голос:

– Хочешь, я убью его?

Мужской голос удивленно спрашивает:

– Кого?

Женский голос отвечает:

– Мне за него больше десяти лет не дадут. Отсижу и вернусь...

Нугманов на кухне включает газ, ставит на плиту чайник со свистком. Идет в душ. Свист чайника заставляет закрыть кран душа.

Рашид с мокрыми волосами сидит на кухне один перед дымящейся чашкой с чаем и о чем-то сосредоточенно думает. Женский голос, доносящийся из телевизора, говорит шепотом по-японски:

– Я люблю тебя, Виктор.

Похоже, что-то не дает Рашиду покоя.

Он снимает телефонную трубку, набирает сначала 8, потом длинный номер. На другом конце долго не снимают трубку. Наконец заспанный мужской голос отвечает:

– Алло...

– Юрик, привет. Это Рашид. Где сейчас Витя?

Ленинградская квартира Юрия Каспаряна в Купчино, за окном стоят коробки новостроек, идет дождь. В Ленинграде раннее утро (разница во времени три часа). Каспарян в трусах стоит у телефона с закрытыми глазами:

– Витя с Наташей под Ригой... Раш, я только оттуда приехал час назад... Я спал.

Рашид:

– Прости, что разбудил. Мне нужно срочно с Витей поговорить. У него есть там телефон?

Каспарян:

– Нет.

Рашид, размышляя, что делать дальше:

– Адрес помнишь?

Каспарян:

– Постой, сейчас посмотрю...

Берет записную книжку и говорит адрес.

Рашид, вполне удовлетворенный, кладет трубку.

Титр: Тукумский район. 15 августа 1990 года. 12:05

Маленькое озеро в Тукумском районе. На берегу никого, кроме Виктора Цоя. Голый, стоя по пояс в воде, он в очередной раз забрасывает в воду удочку. Рядом на берегу ведерко с уловом, – там плещется пара мелких рыбешек. Чуть подальше припаркован темно-синий «Москвич-4112».

Вдруг со стороны дороги появляется очаровательная шатенка – худенькая, коротко стриженая, невысокого роста,  в узких джинсах и футболке. Это Наташа Разлогова, подруга Виктора. Размахивая чем-то, она кричит:

– В-и-и-т-я-я!

Виктор оборачивается и улыбается, – она появилась совершенно неожиданно, и ему это вдвойне приятно. Он нарочно говорит грозным голосом:

– Тише, ты! Всю рыбу мне распугаешь!

– Тебе срочная телеграмма, – Наташа снимает босоножки, закатывает джинсы и идет по воде к Виктору.

Цой в недоумении разворачивает бланк «Молнии», надрывая корешок, читает текст и начинает хохотать. Наташа непонимающим взглядом смотрит на него.

Крупный план – текст срочной телеграммы: СЛЕДИ ЗА СОБОЙ ТЧК БУДЬ ОСТОРОЖЕН ТЧК 15 СЕНТЯБРЯ НАЧАЛО СЪЕМОК НА МОСФИЛЬМЕ ТЧК РАШИД.

Виктор, передавая телеграмму Наташе:

– У Раша от предстоящих съемок, по-моему, совсем крыша поехала!

 

Следующий кадр – вдвоем в машине они едут по дороге. В левом зеркале бокового обзора видно лицо Цоя. Скорость машины растет.

Наташа осуждающе Виктору:

– Витя, не гони...

Машина быстро приближается к роковому повороту. Крупный план – шкала спидометра, стрелка плавно переваливает за отметку 100 км/час и двигается дальше –110, 120, 130... Машина начинает вибрировать. Наташа тревожно следит за стрелкой спидометра, потом, обидевшись, отворачивает лицо. Она смотрит в окно и видит лежащую на пригорке бродячую собаку.

Наташа:

– Смотри, собака...

Глазами Наташи мы видим, как собака вскакивает.

Крупный план: левое зеркало бокового обзора с лицом Цоя, которое разбивается вдребезги от попавшего в него камня. Наташа испуганно вскрикивает, и изображение сразу же меняется, – картинка на экране начинает трястись, как студень.

Виктор быстро сбрасывает скорость и говорит примирительным тоном:

– Ладно, не бойся...

– Терпеть не могу, когда ты гоняешь.

Крупный план – на спидометре 90 км/час. Вибрации исчезли, картинка на экране восстановилась. Из-за поворота навстречу выезжает «Икарус». Через пару секунд «Москвич» и «Икарус» разъезжаются в разные стороны. «Москвич» поворачивает направо.

 

Общий план горы Фудзи с заснеженной верхушкой.

 

ЗТМ

 

Появляется титр: За восемь лет до этого

Затем следующий титр: Алма–Ата. Ноябрь 1982 года

 

Центр города. Вечер. Здание с вывеской «Общество охраны памятников истории и культуры КазССР». На фасаде здания огромные часы. Крупный план – циферблат часов. Время – без одной минуты шесть часов вечера. Большая стрелка встает на отметке 12, и в здании сразу же раздается звонок, сообщающий об окончании рабочего дня.

 

Из здания выходят сотрудники общества, среди них и 28-летний Рашид Нугманов с пышными усами. Он никуда не торопится, рассеянно смотрит по сторонам, закуривает сигарету. К нему обращается девушка-казашка:

– Рашид Мусаевич!

– Да, Ажар…в чем дело?

– Вы помните, что завтра в 9 утра совещание в Министерстве?

– Помню.

– За вами заедет домой директорская машина в 8.20.

– Хорошо.

– До свидания, Рашид Мусаевич!

– До свидания, Ажар!

Нугманов смотрит на проезжающие мимо него машины сквозь сигаретный дым. 

За кадром мы слышим голос Рашида:

– После окончания Архитектурного института в 77-ом году я несколько лет проработал по специальности. Сначала в одной конторе, потом в другой… Впереди светило повышение… Все шло, вроде бы, по накатанной… Но в какой–то момент мне все осточертело. Я понял, что пришло время кардинально изменить свою жизнь. Сменить профессию… Стать режиссером… Впрочем, о том, что через восемь месяцев я умудрюсь поступить во ВГИК, я… даже не догадывался.

Рашид голосует на дороге. Останавливает такси, садится в машину.

Рашид говорит таксисту:

– Вы можете проехать по Кирова мимо ТЮЗА?

– Прокатить по Броду? Нет проблем, командир, – отвечает Рашиду таксист, разворачивает машину и едет в сторону Брода (улица Калинина). На фасадах домов мелькают гигантские лозунги «Слава КПСС!», портреты членов Политбюро ЦК КПСС.

Такси останавливается у дома. Рашид  расплачивается с шофером.

Рашид открывает  дверь, входит в подъезд. Мы слышим лязг  двери лифта. Затем шум поднимающегося лифта. Камера панорамирует фасад здания, как будто мы поднимаемся вверх вместе с лифтом – проходим первый этаж, второй, третий… На уровне четвертого этажа камера замирает. За кадром мы слышим: лязг закрывающейся двери лифта, звуки шагов на лестничной площадке, звук открываемого замка.

В окнах квартиры Рашида зажигается свет.

Мы в длинной прихожей квартиры Рашида. Из гостиной доносится  музыкальная заставка телевизионной программы «Время». Затем – мужской голос теледиктора:

– Здравствуйте, товарищи! (далее голос диктора звучит неразборчиво)

Рашид проходит на кухню, открывает холодильник, достает початую бутылку кефира. Пьет из нее. Берет с корпуса холодильника переносной миниатюрный телевизор. Идет в комнату мимо комода, на котором стоят два телевизора – один большой, второй рядом, поменьше. Телевизоры работают. На экране большого – трансляция хоккейного матча. На экране другого бегущий человек по платформе метро, крупный план рук, шкурящих поверхность лепнины на потолке…

Рашид ставит маленький телевизор на корпус большого, включает его в сеть. На его экране появляется рябь. На экране большого телевизора внезапно обрывается трансляция хоккея, появляется картинка с симфоническим оркестром. Звучит вступление к «Патетической симфонии» П.И. Чайковского.

– Что за чертовщина, – бурчит Рашид, переключает на другую программу – там показывают военную хронику.

Рашид выключает звук телевизора и включает бобинный магнитофон.

Крупно: крутящиеся на магнитофоне бобины с пленкой. Это фонограмма одного из подпольных концертов самодеятельной советской рок–группы, так называемый «магнитиздат».

 Мы слышим, как кто-то пытается настроить гитару, и спрашивает аудиторию:

– Какая струна не строит?

– Четвертая, – подсказывают из зала.

– А четвертой здесь и нету, – весело отвечает спрашивающий (смех в зале, Рашид тоже смеется), и уже более серьезно этот же голос объявляет, –

– для вас  играют Виктор Цой – гитара, вокал и Алексей Рыбин – гитара, вокал. Группа «Гарин и гиперболоиды».

Далее за кадром звучит песня «Битник»:

 

Эй где твои туфли на манной каше

И куда ты засунул свой двубортный пиджак

Спрячь подальше домашние тапки папаша

Ты ведь раньше не дал бы за них и пятак

А когда-то ты был битником

Когда-то ты был битником…

 

Рашид садится за письменный стол, достает толстую тетрадь, берет шариковую ручку и начинает писать. Крупный план – рука Рашида, он пишет ручкой на листе толстой тетради под размашистым заголовком «Король Брода» текст-вступление:

 

«Мурик, 16-летний юноша с грустными и честными глазами, который был королем Брода целых два года…»

 

Панорама комнаты – окно с широким подоконником, ширма, пылающий камин, громоздкий антикварный платяной шкаф с встроенным зеркалом, комод с работающими телевизорами, письменный стол, за которым работает Рашид. Магнитофон с крутящимися бобинами. За кадром звучит песня «На кухне». Цой поет уставшим голосом:

 

Ночь день спать лень

Есть дым да и черт с ним

Сна нет есть сон лет

Вино кончилось давно

Мой дом я в нем

Давно стал сном

Есть глаз есть рот

Есть кот и яблочный компот

 

Стоит таз горит газ

Щелчок и газ погас

Пора спать в кровать

Вставать завтра вставать

 

Через какое-то время. На экранах всех телевизоров рябь. Магнитофон работает на холостом ходу, хвостик пленочного ракорда монотонно стучит о крышку. Рашид спит за столом, склонившись над исписанными листами тетради. За кадром звучит голос Рашида:

– Я сплю. Вполне возможно, что мне снится Цой. Ведь я уже  знаю о его существовании, а он обо мне еще нет… Но наша встреча с ним уже предоопределена…

Электронные часы с зелеными цифрами показывают время: 01:59.

 

ЗТМ.

 

Звук идущих часов. Крупно – циферблат будильника .Часы показывают без одной минуты шесть утра. Общий план кровати, на ней под одеялом двое лежащих – спящий мужчина и бодрствующая женщина. Она с нежностью смотрит на мужчину. Это Марианна, жена Виктора.

Появляется титр: Ленинград. Ноябрь 1982 года

Ровно в шесть Марианна нажимает на кнопку, она щелкает, и будильник не звонит.

Виктор спит чутко и сразу открывает глаза.

– Доброе утро, герой, – шепчет Марианна,  улыбаясь Виктору.

– Доброе утро, Марьяша, – отвечает Виктор.

 

Виктор в поезде метро, стоит спиной к камере напротив дверей. Поезд выезжает на платформу станции, постепенно замедляя скорость. Голос-автомат объявляет по трансляции:

– Пушкинская. Витебский вокзал. Следующая станция Владимирская.

Двери с шумом открываются. Виктор стремительно выскакивает из вагона.

 

Бегущий по платформе к эскалатору Виктор. Раннее утро, платформа пуста.

 

Виктор, тяжело дыша, вваливается в последний вагон электрички, двери которой сразу же за ним захлопываются.

Виктор идет через полупустые вагоны к головному вагону. Поезд набирает ход. Голос машиниста объявляет по трансляции, говорит скороговоркой:

– Доброе  утро, товарищи. Наш поезд проследует со всеми остановками до станции Царское село. Просьба в вагонах соблюдать чистоту.

Виктор стоит в тамбуре, курит сигарету, и полусонно смотрит в замызганное стекло. Вполне возможно, что в этот момент в его голове занудно крутятся им же придуманные  строчки:

– …электричка везет меня туда куда я не хочу

 

Виктор криво ухмыляется, подсмеиваясь над самим собой. За кадром звучит инструментал песни «Электричка».

 

Мимо по направлению к Ленинграду проходит битком заполненная людьми встречная электричка.

 

Освещенный огнями вокзал города Пушкина. Только-только начинает светать. К платформе подъезжает поезд с Виктором.

 

Общий план Екатерининского дворца. Кое-где горит свет, вокруг дворца утренняя полумгла, так что великолепие дворца оценить по достоинству невозможно.

 

Один из залов дворца. Виктор в спецодежде стоит на высоких козлах под потолком с шикарной лепниной. Он занимается реставрационными работами, зашкуривая поверхность лепнины на потолке. На его голове повязана бандана, все лицо, включая ресницы в белой пыльце. В дверях зала  появляется мужчина в такой же  спецодежде, как у Цоя, только чистой. Это мастер, он пришел с проверкой. Виктор его видит краем глаза, и как ни в чем не бывало продолжает работать.

– Цой, – говорит мастер начальственным тоном, – ты опять сегодня опоздал. Виктор ему не отвечает.

Глазами мастера мы видим, как Виктор продолжает  работать, будто ничего не слыша. Крупный план: лицо Цоя, на которое медленно оседает пыль от штукатурки.

– Как всегда играешь в молчанку? – мастер заводится, он ожидал услышать извинения, – ну посмотрим, что ты скажешь, когда я тебя лишу премиальных…

Мастер, нахмурив брови, поворачивает к выходу. Цой показывает ему «фак» (непристойный жест средним пальцем руки) и бурчит себе под нос:

– Лучше б я пошел к врачу...

В дверях мастера чуть не сбивает мужчина в грязном комбинезоне, мужик явно с похмелья. Мастер чертыхается, а мужик не давая ему опомниться говорит:

– Михалыч, помираю… дай рупь до завтра…

Мастер, оглядываясь на Цоя, увлекает за собой подчиненного и выходит из зала. До нас доносится обрывок их разговора:

– Михалыч, а ты не в курсе, почему вчера вместо концерта  балет по телеку показывали?

– Ну, Рокотов, ты святой человек – кто-то из политбюро умер… (дальше голоса звучат неразборчиво).

 

Виктор, не прислушиваясь к их разговору, продолжает монотонно шкурить лепнину.

Внезапно он неосторожным движением руки сбивает кожу с одной из костяшек правой руки. На ней выступает кровь. Виктор  прикладывает ее к губам.

За кадром мы слышим звонкий детский голос, звучит как эхо. Голос читает стихотворение «Собаки»:

 

Тот однако не дурак

У кого полно собак

Потому что без собак

Жизнь идет совсем не так

Вон смотри-ка у моста

Сидит такса без хвоста

Тут вписался в интерьер

Длинномордый скоч-терьер

Вот сидит живот убрав 

Очень важный волкодав… ( стих обрывается незаконченным, детский голос затихает).

 

 А мы в воспоминаниях Виктора переносимся на десять лет назад…

Титр: Ленинград. 1972 год.

Детская изостудия Ленинградского Дворца пионеров. В большой комнате за мольбертами сидят дети разных возрастов и рисуют. Среди них десятилетний Витюша Цой. Он полностью погружен в замысел своего рисунка.

В студию входит его мама Валентина Васильевна, приятная блондинка. Перед тем как забрать сына она о чем-то говорит с преподавателем.

Крупный план лица Витюши. Он наконец-то увидел Валентину Васильевну, радостно вскрикнув:

– Мамочка! Посмотри что я нарисовал! (Он поднимает над головой лист ватмана, на котором нарисован черный пудель).

Валентина Васильевна подает Вите знак, мол, тише, не мешай, я говорю с учителем…

Преподаватель говорит Валентине Васильевне:

– Витя, если захочет, рисует здорово. А если нет, то заставлять его нельзя…

Последняя фраза звучит как эхо, повторяясь несколько раз.

 

Виктор по-прежнему в зале Екатериниского дворца. Стоит под козлами и с ужасом разглядывает свои руки. Крупный план рук – все  пальцы в трещинах и кровоточинах.

 

Вечер. Освещенный фонарями вокзал города Пушкин, на фасаде которого вывешены траурные флаги. К вокзалу подходит  электричка.

 

Виктор сидит один у окна в полупустом вагоне и пишет что-то в блокнот. За кадром звучит повторяющаяся бесконечное количество раз фраза Марьяны:

– Доброе утро, герой!

За окном  по направлению к Пушкину проносится забитая до отказа электричка.

 

Вечером дома у Виктора и Марьяны. Звук открываемого замка. В квартиру входит Марианна, она слышит раздающийся  с кухни голос Виктора, поющего под гитару с героическим пафосом:

 

Ночь коротка цель далека

Ночью так часто хочется пить

Ты выходишь на кухню но вода здесь горька

Ты не можешь здесь спать

Ты не хочешь здесь жить

 

Доброе утро последний герой

Доброе утро тебе и таким как ты

Здравствуй последний герой

 

Виктор на кухне поет под гитару, выпятив вперед челюсть. На столе лежит блокнот с текстом песни. Текст правленый, почерк различим, только буквы местами написаны вкось и вкривь. Внизу страницы черновые рисунки. Виктор поет, не замечая стоящей в дверном проеме Марианны. Она впервые слышит  песню «Последний герой»:

 

Ты хотел быть один это быстро прошло

Ты хотел быть один но не смог быть один

Твоя ноша легка но немеет рука

И ты встречаешь рассвет за игрой в дурака

 

Доброе утро последний герой

Доброе утро тебе и таким как ты

Здравствуй последний герой

 

Марианну захватывает песня, она начинает в такт песне кивать головой и притопывать ногой. Ее воображение рисует Виктора, стоящего на сцене большого зала с музыкантами «Кино». Их лица неразличимы. Мы слышим электрический вариант песни «Последний герой». Глазами Марианны, будто бы стоящей за кулисами сцены, мы видим Виктора и группу «Кино». Из стоячего партера к ним тянется лес рук очумевших фанов.

 

Виктор берет последний аккорд – он снова на кухне, и теперь замечает Марианну, застывшую в дверях.

– Ну как? – спрашивает он Марианну.

– Класс! – с восторгом отвечает она.

 

ЗТМ

 

Титр: Москва. Октябрь 1985 года.

Коридоры ВГИКА, полные студентов. Камера выхватывает из студенческого водоворота уже безусое лицо Рашида Нугманова. Он не торопясь идет по коридору. За ним по пятам словно тень следует парень – по виду настоящий хиппи – патлы до плеч, весь в джинсе. Это студент операторского отделения ВГИКа Леша Михайлов.

Мы слышим голос Рашида.

– В июле 1984 года я поступил во ВГИК на режиссерское отделение. Первый год я безвылазно просидел в его стенах, делая бесчисленные спектакли, этюды, постановочки – просто набивал себе руку.  И само собой я очень много смотрел кино…

 Просмотровый зал ВГИКА. На экране мелькают кадры черно-белого фильма. Мы видим профили студентов, сидящих в зале. Среди них Рашид Нугманов. В его зубах зубочистка. Позади него сидит Леша Михайлов.

Кадр из показываемого студентам фильма: крупный план стриженой под мальчика молодой женщины. Она спрашивает, смотря прямо в камеру:

– Что такое образина? И не дождавшись ответа, поворачивается к камере затылком. На экране  появляются титры FIN.

В зале загорается свет. Преподаватель объявляет:

– Десять минут перерыв, а затем посмотрим еще один фильм Годара, с Бриджит Бордо в главной роли.

 

Рашид стоит под табличкой «Место для курения», прислонившись спиной к стене, и курит. На него украдкой посматривает, время от времени пуская дым,  Леша Михайлов. Он значительно младше Рашида, хотя учится на старшем курсе, и стесняется первым начать разговор. Они  не знакомы.

– Что? Нос грязный? – с усмешкой спрашивает Лешу Рашид.

– Да, нет, – смутился Леша, – просто хотел выразить свой респект. Восхищен твоими постановками!

– А-а-а, ну, спасибо… Какие проблемы?

– Понимаешь, я должен снимать курсовую работу, этюд по освещению, мне нужен режиссер. Мне хочется сделать фильм… о роке. У меня есть черно-белая пленка, камера, есть архивные кадры с американского рок-фестиваля Вудсток…

– Вудсток, откуда? – удивился Рашид

– Долгая история… Потом как–нибудь расскажу. Короче говоря, мне нужен режиссер. Возьмешься за дело?

– Да ты что, старик! Я же еще второкурсник, мне не положено снимать самостоятельно.

– Ерунда все это. Было б желание! Я помогу! У меня лапа в деканате.

– Желание снимать, конечно, есть.. Только вот о чем снимать… У нас же есть свое тут под боком! В Ленинграде такие классные группы!

– «Аквариум»?

– Не только «Аквариум». «Алиса», «Зоопарк», а еще есть «Кино». Слышал про таких?

– Честно говоря, нет.

– «Кино» – абсолютно честные ребята! Это действительно актуальная музыка! Давай поедем в Ленинград и сделаем полностью фильм о питерском роке – он того достоин.

Они бьют по рукам. Рашид спрашивает:

– Тебя как звать то?

– Михайлов. Леша Михайлов.

– А меня…

– Тебя Рашид, я знаю.

 

На экране стоп-кадр из  фильма  «Йя-хха», который в самом недалеком будущем снимет Нугманов в Ленинграде: крупный план лиц Виктора Цоя и Юрия Каспаряна. Оба лохматые, с длинными волосами. Каспарян в черных солнцезащитных очках. Это самый первый кадр в истории группы, запечатленной на кинопленку.

Картинка «Кино»оживает на наших глазах.. Камера отъезжает, и мы видим, как Цой и Каспарян поднимаются по эскалатору метро в вестибюль станции метро «Владимирская». Оба в длинных черных пальто.

На экране появляется титр: Ленинград. Апрель 1986 года.

Каспарян спрашивает Цоя:

– А что за режиссер-то?

Цой:

– Некто Нугманов, зовут Рашид… Кинчев сказал, что он приятный мужик, со своими, правда, фишками… Хочет снимать фильм о ленинградском роке.

Каспарян:

– Ну и где наш мэтр?

Цой, показывая на Рашида:

– А вон стоит у стенки, видишь? Тоже весь в черном, наш человек.

 

Следующий кадр – они втроем на улице, идут через проходные дворы к ленинградскому рок-клубу. Рашид рассказывает:

– Я сейчас пишу сценарий. Он называется «Король Брода». Это центральная улица в Алма-Ате – улица Кирова, там в начале 60-х стали собираться первые стиляги. Тогда она и стала «Бродом». Я все это хорошо знаю потому, что таскался туда за старшим братом Муратом… Первые магнитофоны, первые записи, первые рок-н-роллы – все это мое детство.

Мне кажется, Витя, ты запросто мог сыграть главного героя будущего фильма…(Виктор от такого неожиданного поворота хмыкнул). Да-да, не удивляйся, ты тот человек, который мне нужен. А твоя песня про папу-битника – идеальная музыкальная иллюстрация к будущему фильму.

Впрочем (Рашид вздыхает), «Король Брода» – это полнометражное кино, и пока я не закончу ВГИКа, о нем речи быть не может. Мне просто не разрешат снимать большое кино. Но студенческую короткометражку можно снять уже сегодня. Это будет импровизированный фильм о ленинградском роке. Полный эксперимент!

Виктор:

– А в чем эксперимент-то?

Рашид увлеченно:

 – Это фильм без сценария… без декораций… без репетиций… без профессиональных актеров… Это будет жизнь врасплох, как называл ее Дзига Вертов. Смотрели его фильм «Человек с киноаппаратом»?

Цой и Каспарян переглянулись и в недоумении пожали плечами.

Рашид, еще больше возбуждаясь:

– Ну, это не важно. Важно другое, что наш фильм станет пощечиной всему папиному кино (глаза у Рашида загорелись, словно новогодние лампочки).

Кинчев с БГ уже согласились сниматься. Майк, думаю, тоже подпишется – я сегодня с ним по этому поводу встречаюсь. А вы как настроены?

Цой смотрит на Каспаряна и шутливо его спрашивает:

– Юрик, ты хочешь нанести пощечину папиному кино7

– Да, – простодушно отвечает Каспарян.

– Ну, вот, значит, мы будем сниматься в твоем фильме, – говорит, улыбаясь Цой.

– Отлично! – Рашид и Виктор бьют по рукам.

– А как фильм-то будет называться? – спрашивает Каспарян.

Рашид, театрально подняв правую руку вверх, взмахнул ею, словно кучер хлыстом, и  смешно щелкнув языком, на всю улицу громко крикнул:

–Я-я-й-й-х-х-а-а!

Все смеются. В этот момент они как раз подходят к подворотне дома. Камера панорамирует табличку с надписью на доме: 13, улица Рубинштейна.

 

Черный экран. Справа налево через весь экран медленно проплывает титр: Йя-Хха.

Затем появляется титр: Ленинград. Май 1986 года.

 

Раннее утро. Платформа Московского вокзала. Из вагона только что прибывшего поезда «Москва – Ленинград» выходят заспанные Рашид и Леша. На плече у Леши громоздкая кинокамера с треногой. Платформа быстро заполняется людьми.

Далее мы видим трехминутный клип, показывающий как, где и кто снимался в студенческой короткометражке «Йя-Хха». В этом ролике кадры из реального фильма Нугманова чередуются с заново снятыми, где актеры играют роли Рашида, Леши, Майка Науменко, Виктора Цоя и др. Изображение сопровождается энергичной инструментальной музыкой в духе Майкла Наймана.

 

Площадь Восстания с высоты птичьего полета – она заполнена транспортом и людьми.

Рашид и Леша с камерой в человеческом потоке пересекают Невский проспект.Они же проходят по Владимирскому проспекту мимо кафе «Сайгон».

Крупно: табличка на доме с надписью: ул. Рубинштейна, дом 13.

Поющий на концерте Кинчев с воздетыми вверх руками. Беснующаяся толпа, среди которой Рашид и Леша с камерой.

Руины здания. Людей нет.

Майк Науменко бьет ногой в дверь подъезда заброшенного дома (камера снимает со спины). Дверь без петель,  как могильная плита валится наземь, поднимая столб пыли.

Стоп-кадр: надпись на щите «Стой! Опасная зона!»

Майк поднимается по лестнице вверх прямо на камеру.

Раннее утро. Пустой Невский проспект. Рашид и Леша с камерой проходят мимо светофора, мигающего желтым цветом.

Дискотека «Невские звезды». Сквозь толпу к сцене пробивается группа «Зоопарк». Общая куча-мала. В руках у Майка резиновая гитара, которая гнется в разные стороны, когда он, дурачась, играет на ней.

Руины дома. Глазами оператора через окуляр камеры мы видим, как Майк бредет по развалинам.

Рашид и Леша с камерой идут вдоль стены Гвардейского Экипажа (вдоль канала у Михайловского парка).

Касса Московского вокзала. Крупный план руки, дающий кассиру деньги (красный советский «червонец»). Крупный план руки, получающей билеты.

Фойе Московского вокзала. Рашид и Леша с кинокамерой идут мимо бюста Ленина к платформе.

Крупный план: табличка на вагоне с надписью « Ленинград – Москва».

Раннее утро. Общий план кафе «Сайгон» с мигающим желтым светом светофором. Людей нет.

Мчащийся поезд в сторону Москвы.

Раннее утро. Общий план Невского проспекта с мигающими желтым светом светофорами, вид на Адмиралтейство.

Мчащийся поезд в сторону Москвы.

Москва. Раннее утро. Рашид и Леша с камерой идут в фойе Ленинградского вокзала мимо бюста Ленина.

Крупный план рук, держащих проявленную киноппленку (позитив).

Стоп-кадр : профиль Майка на фоне кирпичной стены.

Стоп-кадр: пускающий в камеру дым Цой.

Стоп-кадр: смотрящий в камеру БГ.

Стоп-кадр: полки с кинопленкой, снабженными табличками, на которых написано: Майк, Цой, БГ.

Стоп-кадр: Баширов и БГ (крупные планы лиц) в профиль смотрят друг на друга.

Картинка оживает на наших глазах. Камера отъезжает, и мы видим, что Баширов и БГ стоят у стены и по-хулигански мочатся на нее.

Надпись на фронтоне здания: «Ленинградский вокзал».

Мчащийся поезд в сторону Ленинграда.

Надпись на фронтоне здания: «Московский вокзал».

Бюст Ленина.

Рашид и Леша с камерой идут через Львиный мостик.

Музыканты группы «Кино» идут к автомобилю «Волга».

Музыканты группы «Кино» стоят у «Волги».

Цой, улыбаясь, пускает дым в камеру.

Мчащийся поезд в сторону Москвы.

Георгий Гурьянов грозит кулаком в камеру.

Мчащийся поезд в сторону Ленинграда.

Быстропроматывающаяся на монтажном столе кинопленка.

Крупный план – глаза Рашида. В его зрачках мелькают просматриваемые им на монтажном столе кадры из будущего фильма.

 

Стоп-кадр: Цой и Каспарян у стены дома.

Стоп-кадр: Майк смотрит в зеркало.

Стоп-кадр: Кинчев на сцене с воздедыми вверх руками.

Стоп-кадр: Цой бросает в топку печи уголь.

Стоп-кадр: БГ, смотрящий в камеру.

Оживающая картинка с ликом БГ  – Гребенщиков облизывает губы.

Мчащийся поезд в сторону Москвы.

Перематывающаяся кинопленка.

Рашид и Леша с кинокамерой идут по двору кочегарки, заваленному горой угля.

Из трубы кочегарки валит черный дым.

Темп кадров ускоряется.

Крупный план руки с авторучкой. На табличке пишется надпись «тусовка».

Общий план шкафа с кинопленкой. На полках таблички с надписями: тусовка, Майк, Цой, БГ. Рашид берет с полки одну из пленок.

Совковая лопата, стоящая у стены. На черенке лопаты – перчатки.

Крупный план – рука в перчатках берет лопату.

Цой идет по коридору кочегарки с лопатой в руке. На нем футболка с надписью SPIN.

Цой бросает уголь в топку.

Из трубы кочегарки идет дым.

Мчащийся поезд в сторону Ленинграда.

Перематывающаяся кинопленка.

Рашид за монтажным столом. Режет ножницами пленку.

Перематывающаяся кинопленка.

Мчащийся поезд в сторону Москвы.

Перематывающаяся пленка. От быстроты мелькающих кадров рябит в глазах.

Стоп-кадр: Цой с гитарой.

Кадр оживает. Мы видим, как Цой в кочегарке поет под гитару немногочисленной тусовке.

Мелькание кадров: мчащийся поезд в сторону Москвы и Ленинграда, надписи Москва, Ленинград, бюст Ленина, пускающий дым Цой, перематывающаяся пленка, разбивающий зеркало Майк, поющий Цой.

Темп кадров замедляется. Мы видим выступающую на концерте группу «Кино». Инструментальная музыка, сопровождающая видеоряд, сменяется песней группы «Кино» «Дальше действовать будем мы».

Рашид в просмотровом зале смотрит последние кадры фильма. По его выражению лица видно, что окончательный вариант монтажа ему нравится.

 

Черный экран. Слева направо медленно выплывает титр: «Йя-Хха». Камера отъезжает, и мы видим эту надпись на коробке с кинопленкой. Коробка в руках у Рашида. Он стоит в будке киномеханика. Передавая коробку, он говорит механику:

– Будь другом, прокрути фильм на максимальной громкости.

Киномеханик делает круглые глаза:

– Уважаемый, ваша премьера на фестивале может закончиться скандалом.

– Мне это как раз и надо, – отвечает, усмехаясь, Рашид.

Титр: Москва. 7 июля 1987 года.

15-й международный московский кинофестиваль – мы видим надпись на афише.

 

Кулуары московского кинофестиваля, мелькание знакомых лиц – кинозвезд, режиссеров, известных киноведов. Где-то среди них и Рашид Нугманов.

Вручающий призы на сцене объявляет:

–…профессиональный приз журналистов ФИПРЕССИ получает фильм… хмы… какое странное название… по-моему звучит как… «Йя-хха»… победивший в программе «Молодое советское кино». Режиссер – Рашид Нугманов!

Под аплодисменты профессиональной публики Рашид из зала выходит на сцену.

Голос Рашида за кадром:

– Конечно, это награждение для меня стало сюрпризом. Но по большому счету я снимал «Йя-хху» не для наград. Для меня важнее всего было мнение тусовки, моих друзей рок-н-ролльщиков…

Титр: Ленинград. Май 1987 года.

Малый кинозал ЛДМ, просмотр «Йя-ххи» для своих. Леша Вишня заряжает пленкой киноустановку. В зале гаснет свет. Длинный луч прорезает темноту зала… На первых рядах в кинозале сидят группа «Кино» во главе с Цоем, Майк, БГ и другие ленинградские рок-музыкаты. Они с интересом смотрят на экран, временами смеются. Крупно: смеющееся лицо Цоя.

Голос Рашида за кадром:

– Съемки «Йя-ххи» нас сблизили с Виктором, мы подружились. Мы с ним могли говорить о чем угодно – о кино, о музыке, о жизни вообще… Споров у нас не было, мы находили всегда что-то общее, и это доставляло нам удовольствие.

Рашид и Виктор сидят на кухне за столом и говорят за чашкой дымящегося чая. На столе стоят зажженные свечи. Оба курят.

Голос Рашида за кадром:

– Витя за прошедший с нашего знакомства год умудрился сняться в четырех картинах. Как только у него заканчивались съемки в одном фильме, сразу начинались съемки в другом…

 

Мимо нас вихрем проносятся кадры из фильмов с участием Цоя – Виктор, кидающий в топку уголь, из «Йя-ххи», Виктор в демонических очках из «Конец каникул», Виктор, играющий на гитаре напару с Башлачевым, из «Рока», кадры прохода Виктора в черном длинном пальто по коридору ресторана из «Ассы».

Голос Рашида за кадром:

– С фильмом «Асса» в его личной жизни начались перемены –  он влюбился. В его жизнь вошла Наташа.

Наташа и Виктор гуляют в зимней Ялте – по пустынному пляжу, убегая в сторону от набегающей волны; кормят хлебом чаек на набережной; проплывают в вагончике фуникулера над ржавыми крышами Ялты.

Голос  Рашида за кадром:

– Впрочем, я и сам находился на пороге кардинальных перемен в своей жизни…

Рашид входит в здание «Казахфильма».

Появляется титр: Алма-Ата. Август 1987 года.

Рашид идет по коридорам киностудии. Время от времени ему попадаются незнакомые люди. Его здесь никто не знает, с ним никто не здоровается.

Рашид открывает дверь приемной. Крупный план табличка с надписью:

«Директор киностудии «Казахфильм»  тов. Таукелов С.Т.»

Рашид секретарше:

– Здравствуйте, я Нугманов.

Секретарша по селектору:

– Сламбек Тлеугабылович, к вам пришел Нугманов.

Директор:

– Пусть войдет.

В кабинете директора киностудии. Директор выходит к Рашиду из-за длинного стола и с широкой улыбкой говорит Рашиду, тряся его руку:

– Ну, здравствуй, герой… Наслышан, наслышан о твоих подвигах…

– О каких подвигах, вы это про что? – не понял его Рашид.

– Ух, какой скромный! – директор грозит Рашиду пальцем, а приз на московском фестивале, разве не подвиг? Когда у нас тут все разваливается прямо на глазах... –сокрушенно продолжил директор, мрачнея на глазах, – ладно, не будем о грустном… Поздравляю тебя!

– Спасибо

– Кстати, что это за название у твоего фильма такое чудное… «Яга» (он произносит смешно это слово с ударением на второй слог).

«Яга»? – переспрашивает Рашид, – да нет, фильм называется «Йя-хха!» Это тусовка такая… (директор непонимающе смотрит на Рашида), ну, одним словом, молодежная группировка…

– Молодежная, говоришь, – обрадовался  директор, – ну, вот, значит неслучайно тебя рекомендовали наши сценаристы Баранов и Килибанов – фильм-то у нас молодежный про наркоманов.

– Что за фильм? Какие наркоманы? – не понял Рашид, – и при чем здесь я?

– А ты, давай присаживайся… Разговор у нас с тобой долгий. Дело в том, что у нас в запуске один фильм. Съемки должны начаться через месяц, мы уже дважды пролонгировали эту картину. Есть опасение, что и через месяц не начнутся… На днях был очередной худсовет, который не принял кинопробы. Худсовет решил отстранить режиссера, и рекомендовал тебя в качестве нового. Поскольку ты у нас, Рашид, в теме – раз про рок-музыку снимаешь, так с наркоманами и подавно справишься. Что скажешь?

 

Следующий кадр: Рашид в раздумьях стоит перед студией «Казахфильм», прикуривает сигарету. Мимо пробегает бродячий пес, заинтересованно принюхиваясь к Рашиду.

– Иди домой, – говорит ему Рашид. Собака начинает на него сердито лаять.

Флэш-бэк: снова в кабинете директора. Рашид обсуждает предложение директора. Директор передает Рашиду сценарий, показывает неутвержденные худсоветом фотопробы и тут же их рвет и бросает в урну.

Голос Рашида за кадром:

– Я был наглым и поставил три условия. Во–первых, в главных ролях фильма снимаются непрофессиональные актеры. Во–вторых, оператором–постановщиком будет мой старший брат, Мурат, тоже студент третьего курса. И в–третьих, за мной остается вольная трактовка сценария (директор и Рашид пьют коньяк, закусывают лимоном, в едином порыве любви и дружбы крепко обнимаются).

 

Вечером дома у Нугманова. Рашид говорит по телефону:

– Витя, у меня хорошие новости. То, о чем мы с тобой мечтали год назад, начинает сбываться.

– Неужели фильм? Тебе предложили полнометражную постановку? – отвечает  Виктор .Он в ленинградской квартире на проспекте Ветеранов, позади него на стене висит знаменитый цоевский портрет, подаренный Виктору Тимуром Новиковым.

– «Казахфильм» дает нам карт-бланш.

– Круто!

– Будешь сниматься?

– Буду. Но только в главной роли..

– Обижаешь, Витя.. Разумеется, только в главной.

– А что за фильм, о чем?

– Да вот в двух словах история такая: парень приезжает в город и пытается снять с иглы свою бывшую подругу, за что получает нож в живот.

– Погибает?

– Да, погибает… в сухом арыке, и это мне не нравится. И герой какой-то недоделанный, в общем, сценарий мы переделаем. Слишком много там длинных диалогов. Короче, приезжай поскорее…

– Хорошо. Концерты я отменю… Кстати, привезу с собой болванку с новыми песнями. Их пять, по-моему, очень хорошие.

– Отлично! Вот и музыка к фильму будет!

 

Следующий кадр: Цой в тамбуре вагона  стоит спиной к камере.

Появляется титр: Алма-Ата. Октябрь 1987 года.

Мы слышим команду Рашида:

– Мотор! Начали!

Цой отходит спиной от камеры к выходу из вагона, начинает спускаться по лесенке тамбура на перрон, и нам постепенно открывается вид на съемочную площадку. Мы видим камеру на треноге, оператора, рядом с ним Рашида и всю съемочную бригаду.

Цой (уже лицом к камере) спрыгивает на перрон и, щурясь, смотрит на яркое солнце. Рядом с ним стоит проводница, которая требует с него денег –  настойчиво трясет его за рукав. Цой не обращает на нее никакого внимания. Показывает ей непристойный жест пальцем и выходит из кадра.

Рашид командует:

– Стоп! Снято.

 

У здания железнодорожного вокзала Рашид разводит мизансцену прохода Цоя вдоль здания к телефонной будке. Вокруг них стая зевак.

Глазами Рашида мы видим, как мимо съемочной площадки проходит какой-то шкет, крутящий на пальце нитку с монеткой. Крупно: каскад кольцевых вращений монетки вокруг пальца шкета.

Следующий кадр: спешащий шкет натыкается на живот Рашида.

– Ой! – испуганно вскрикивает шкет.

– В кино сниматься хочешь? – спрашивает Рашид.

– Хочу, – говорит шкет.

– Ну, давай сюда свою монетку.

В кадр входит девушка с хлопушкой:

– Игла. Телефонная будка. Дубль первый.

Рашид командует:

– Начали!

Глазами оператора через окуляр камеры мы видим, как Цой проходит вдоль вокзала, крутя на пальце нитку с монеткой.

Виктор заходит в телефонную будку, снимает трубку, опускает в щель телефона монетку на нитке, набирает номер, зажимает рукой мембрану трубки. Говорит приглушенным голосом:

– Алле… Алле… Мишка?.. Ничего не слышно… Из Москвы… Да… Отец в Москву не собирается?.. Слушай, монетки кончаются… Ну, пока… Пока… Целую.

Цой вешает трубку.

 

Виктор, Рашид и Мурат сидят на кухне за столом, обсуждают предстоящие съемки. Рашид на бумаге чертит схемы расположения камеры, планы и т. д.. Виктор рассеянно за ним наблюдает, клюет носом и засыпает прямо за столом.

Рашид спрашивает Виктора:

– Спать будем или работать?

Виктор:

– Конечно, работать…

 

Ночью в квартире Нугманова. Виктор спит на кровати не раздевшись. За кадром  звучит приглушенный голос Цоя (говорит по телефону):

– Кто?.. Журналист из Риги?.. Интервью?.. А, может, давайте завтра?.. Я устал… У нас тут ночь (мы слышим короткие телефонные гудки).

Следующая ночь. В квартире Нугманова звонит телефон. Рука Цоя снимает трубку.

 Голос Виктора:

– А-а, это рижский полуночник (Виктор смеется)… Здравствуйте… Да, можно… Только, пожалуйста, покороче… Как собирался состав?.. Я собирал не музыкантов. Прежде всего – друзей. А как же иначе? Научиться-то играть можно. Каспарян, например, вначале мало что умел, а теперь снимает с гитары куда больше меня… Что я делаю в кино?.. Мне нравится сниматься… Конечно, в этом фильме будут песни. Но я стараюсь не привносить в кино ничего из того, что делаю в группе… Нет, мы еще не придумали название… Что я могу пожелать слушателям?.. Не знаю... Ну что им желать?.. Ничего, наверное.

На другом конце провода звучат неразборчиво слова благодарности.

Цой сдержанно прощается с журналистом. Звучат короткие гудки.

 

Спящий на кровати Цой. Он видит сон.

 

Казахская степь. Высушенная солнцем земля. Слева направо через весь экран ветер гонит перекати-поле. Оно разваливается на глазах на четыре части. В кадре появляется крупный план профиля Цоя. Он, щурясь, смотрит на яркое солнце.

Медленный наезд камеры на слепящее глаза солнце. Затем камера отъезжает. Перед нами вновь бескрайняя выжженная солнцем казахская степь. Через весь экран справа налево ветер гонит перекати-поле.

Появляется титр: Кзыл–Орда. Август 1975 года.

Тринадцатилетний Витя Цой с выгоревшими, почти рыжими волосами, в белой рубашонке, шортах и сандалиях смотрит вдаль степи. Его внимание привлекает копошащийся под сухим кустом серый комочек.

 

Через некоторое время. Витя сидит на корточках перед кустом. До нас доносится испуганное поскуливание щенка. Глазами Вити мы видим, как щенок с недоверием разглядывает Цоя, принюхиваясь к нему.

Витя говорит щенку:

– Ну, дурачок, и где твоя мамка? Щенок в ответ лижет  протянутый палец Вити.

– Наверное, жрать хочешь? Витя берет щенка на руки, и глядит по сторонам. Там, откуда он пришел на окраине Кзыл-Орды стоят одноэтажные домики, крашеные известкой, между которыми зеленеют деревья-шелковицы. А впереди него была бескрайняя степь. Метрах в ста от того места, где он стоял, в степи лежал большой камень-валун, туда он и направился. Он нес щенка не прижимая его к груди, опасаясь, что тот его со страху обмочит. Со стороны щенок напоминал скорее маленького гуманоида, нежели собаку.

 

Под валуном к своему удивлению Витя обнаружил еще трех щенят, которые очень обрадовались своему собрату, и начали его дружно облизывать со всех сторон.

Громкий мужской окрик «Вит-т-я!»  заставляет Витю вздрогнуть.

Он вскакивает из-за камня и кричит:

– Что, папа?

Его отец Роберт Максимович кричит в ответ:

– Быстрее беги сюда! Дедушка зовет ...

 

В одном из дворов Кзыл-Орды. Родственники деда Вити Максима Максимовича, приехавшие на его шестидесятилетие со всего Союза,под руководством корейца-фотографа  встают в три ряда.

Фотограф:

– Так, пожалуйста, Максим Максимович, дорогой наш юбиляр, вы встаете  в центре… уважаемые, мужчины – первый ряд,  присели на корточки… так, хорошо… второй ряд – дорогие женщины, пожалуйста… возьмите  детей на колени… так, хорошо… третий ряд готов?.. отлично!.. внимание!.. снимаю!

Глазами фотографа через окуляр фотоаппарата мы видим фотокомпозицию из двадцати пяти человек – дед Вити воистину был счастливым человеком!

Щелкает фотоаппарат. Картинка из цветной на наших глазах превращается в черно-белую. Камера отъезжает, и мы видим фотографию в руках у взрослого Цоя.

Появляется титр: Алма-Ата. 31 декабря 1987 года.

Сцена происходит в квартире Нугманова. В гостиной стоит наряженная пышная елка. Рядом с ней Рашид – с закрытыми от наслаждения глазами нюхает одну из еловых лап, украшенных новогодними игрушками. До встречи Нового года остаются считанные минуты. Здесь же в комнате находятся  Мурат, возможно Баширов, Наташа Разлогова и другие.

 

 Электронные часы с зелеными цифрами показывают время:  23:48. На экране телевизора появляется М.С. Горбачев в сером костюме и белой рубашке с элегантным галстуком. Он поправляет оправу очков и начинает свое обращение к советскому народу:

– Дорогие товарищи! Последние минуты отсчитывает уходящий 1987 год.

 Каждый год в жизни человека, народа по-своему неповторим. Для нас, советских людей, 1987 год останется в памяти прежде всего как год  70-летия Великой Октябрьской Социалистической революции…

Цой показывает фото Рашиду:

– Вот это я… мне тринадцать… А это мой дед. В тот день ему исполнилось шестьдесят лет. Это 75-й год… Больше в Кзыл-Орде я не был.

– Хочешь, можем съездить…

– Да, нет, ни к чему это, дедушка умер два года назад…

– Прости.

– Ничего.

 

М.С. Горбачев заканчивает свое новогоднее обращение к советскому народу:

– …пусть новый год станет годом новых побед труда, разума и гуманности, а значит – мира и добра. С Новым Годом, дорогие товарищи!

Дружные крики «Ур-р-а!». Все начинают отсчитывать бой курантов:

– Один… два… три… четыре… пять… шесть… семь… восемь… девять… десять… одиннадцать… двенадцать!

Хлопанье пробок, шипение шампанского, радостные возгласы «С новым годом» под транслируемый из телевизора гимн Советского Союза…

 

Через какое-то время опять в гостиной. Рашид объявляет:

– Внимание, ребята! Премьера песни!

Цой сидит на стуле с гитарой и сдержанно говорит:

– Да, моя новая песня. Я сочинил ее здесь, в Алма-Ате…

Рашид:

– Буквально на моих глазах и на моей гитаре!

Все аплодируют, Виктор поет песню:

 

Белый снег серый лед

На растрескавшейся земле

Одеялом лоскутным на ней

Город в дорожной петле

А над городом плывут облака

Закрывая небесный свет

А над городом – желтый дым

Городу две тысячи лет

Прожитых под светом звезды

По имени Солнце

 

Рашид и Виктор стоят на балконе и курят. Внизу на улице толпы людей с бенгальскими огнями и хлопушками, бутылками шампанского – празднуют новый год. В ушах Рашида еще звучит песня, он слышит голос Виктора:

И две тысячи лет война

Война без особых причин

Война – дело молодых

Лекарство против морщин

Красная-красная кровь

Через час уже просто земля

Через два на ней цветы и трава

Через три она снова жива

И согрета лучами звезды

По имени солнце

 

Рашид под впечатлением от песни цитирует строчку из песни:

– «Война – дело молодых, лекарство против морщин»… Сильно сказано! Витя, откуда это у тебя?

– Раш, я не знаю…

– ?

– Честно, не знаю… Пишу как пишется…

– Классная песня, я ее на титры в начале фильма поставлю…Нам осталось снять последний эпизод, на Тулебайке, финальный  уход Моро... Но для этого нам нужен снег, чтобы он шел пушистыми хлопьями. Без снега снимать нельзя ( Рашид выпускает колечко дыма и выразительно смотрит в черноту зимнего неба, где мерцают холодным огнем мириады звезд). А пока… будем монтировать фильм.

Мимо лица Цоя плавно проплывает пушистая снежинка, Рашид завороженно на нее смотрит. Камера устремляется вверх, и где-то высоко-высоко в небе встречает снежный заряд – там наверху  начинается настоящий снегопад.

 

Запорошенная  снегом вечерняя Тулебайка. Съемочная бригада под руководством Рашида готовится к съемкам.

 

Титр: Алма-Ата. Январь 1988 года.

Рашид разводит финальную мизансцену на еловой аллее, залитой серебристо-мертвенным светом софитов.

В кадре появляется девушка с хлопушкой:

– Игла, финал, дубль первый.

Идушего по аллее Моро останавливает незнакомец в надвинутой на глаза шляпе:

– Разрешите прикурить?

Цой-Моро протягивает горящую зажигалку незнакомцу и в ответ получает подлый удар ножом в живот. Убийца хладнокровно прикуривает от зажигалки Моро и уходит прочь. Цой оседает на колени, пристально смотрит на капающую из раны на снег кровь, прикуривает сигарету, и с трудом поднявшись на ноги медленно уходит от нас по аллее в никуда…

 

Тот же кадр – уходящий по аллее Цой.

Камера отъезжает, и мы оказываемся в зале ленинградского кинотеатра «Аврора» на просмотре фильма «Игла».

Появляется титр: Ленинград. 19 декабря 1988 года.

Мужской голос с экрана (звуковая дорожка фильма «Игла»):

– Ну, что, ребята, еще хотите?

Детские голоса ему радостно отвечают (звуковая дорожка фильма «Игла»):

– Да-а-а!

– Ну, ладно!

Фильм заканчивается ярким клипом, смонтированным из не вошедших в фильм кадров. За кадром фильма звучит песня «Группа крови».

 

Одна из лож кинотеатра «Аврора». Там сидят Рашид, Майк, БГ. Они здорово навеселе.

Майк спрашивает Рашида заплетающимся языком:

– А где Цой? Почему его нет?

– Он в Москве. Готовится к записи нового альбома…

– Зазвездил Витька!

 

Тот же кинозал, но в зале уже горит свет – фильм закончился. На сцене директриса кинотеатра объявляет:

– Мы рады приветствовать в  кинотеатре «Аврора» режиссера фильма «Игла» Рашида Нугманова. Публика аплодирует.

Майк, стоящий рядом с Рашидом,  спрашивает его

– Раш, ты готов?

Рашид громко икает и отвечает:

– Готов.

 

Рашид стоит на сцене, смотрит в зал пьяными глазами. Пауза явно затянулась. Директриса пытается подбодрить зал:

– Ну, смелее, товарищи. Мы посмотрели с вами такой прекрасный фильм…

Майк порывается выйти на помощь к другу, задевает ногой пустые бутылки, стоящие в ложе на полу, они со звоном падают. В зале смеются.

Звучит развязный выкрик из зала:

– Каковы  творческие планы?

У Рашида от злости на лице заходили желваки:

– Я думаю в своем следующем фильме сделать акцент на возрождение силы, богатства и тонкости русского языка, – а то уж больно много у сегодняшней молодежи стал ограниченным лексикон... Элементарного вопроса на вечере встреч задать не могут…

– Это ты кому, мне говоришь, что-ли? – опешил зритель.

– Тебе, тебе… сопляк.

– Ах ты козел! – зритель стремглав выскакивает к Рашиду на сцену. Завязывается потасовка, директриса хватается за голову, Майк бросается разнимать дерущихся, зрители вскакивают со своих мест, всеобщая куча мала, матерные выкрики и девичий визг.

Голос Рашида за кадром:

– Все предварительные показы «Иглы» шли на аншлагах, зачастую с драками и выломанными дверями. Я заработал… кучу денег и скандалов. К началу 89-го года Госкино приняло фильм к прокату по первой категории. Это означало тысячу копий и одновременную премьеру по всему Союзу… А для Виктора начиналось время стадионов и киномании.

 

Серия кадров киномании: визжащие девчонки у сцены на концерте, группа «Кино» в лимузине, окна которого облеплены фанами; микроавтобус с зажженными фарами и сигналящим клаксоном качается на руках у фанов. Выкрики:

– Мужики, раз, два взяли. Фаны несут на руках микроавтобус. Музыкантов группы «Кино» на сцене забрасывают из зала бенгальскими огнями – они вовремя уворачиваются, но один все-таки попадает в обнаженную грудь Гурьянова. Разъяренный Гурьянов запускает обратно в зал горящий бенгальский огонь. Газетный заголовок «Новый директор группы «Кино» человек с криминальным прошлым».

 

Солнечное утро. Вертолет облетает чашу БСА «Лужники». Отчетливо видна сцена, зрителей на арене нет – совершенно пустые трибуны, но кое–где стоят люди – это персонал, готовящий оборудование к предстоящему концерту группы «Кино».

Появляется титр: Москва. 24 июня 1990 года.

За кадром звучит голос директора группы «Кино» Юрия Айзеншписа (говорит по телефону радостным голосом):

– Витя, это Айзеншпис… Мне только что сообщили радостную новость – у «Лужников» толпы людей выстроились в очередь за билетами… Очередь растянулась метров на триста. Сегодня на концерте будет лом, я же говорил, что будет лом!

Виктор с телефонной трубкой дома, говорит сдержанно:

– Отлично. С публикой, значит, все нормально, а как с аппаратом на сцене?

– Они выставили все самое лучшее, что было в Москве. Райдер выполнен полностью, как заявили организаторы. На месте проверим… Настройку начнем через пару часов. Ребята уже все будут на стадионе.

– Когда за мной придет машина?

– Я арендовал для тебя «Чайку». Заеду за тобой сам. Будь дома.

– Ладно, до встречи. (Мы слышим звуки коротких гудков).

 

В салоне «Чайки». Автомобиль на небольшой скорости проезжает мимо решетки стадиона, вокруг толпы людей, и водителю приходится все время сигналить. На заднем сидении сидят Цой, Наташа и Айзеншпис. В руках Айзеншписа видеокамера, он снимает через приопущенное стекло окна. Глазами Айзеншписа через окуляр камеры мы видим длинную очередь за билетами, а люди все идут и идут нескончаемым потоком.

 

«Чайка» останавливается у служебного входа стадиона. Из машины стремительно выскакивает Цой, как всегда весь в черном и солнцезащитных очках, и бежит к двери служебного входа под визг поклонниц.

 

За пять минут до начала концерта. Цой проходит из артистической гримерной к сцене под охраной телохранителей. Рядом с ним Наташа. Где-то сбоку суетится Айзеншпис с видеокамерой, отлично понимающий, что делает исторические кадры. Глазами Айзеншписа через окуляр камеры мы видим как Цой уже без очков поднимается по лесенке на сцену. Мы слышим голос ведущего:

– И сейчас на эту сцену выйдет группа «Кино» (весь стадион взрывается бурными овациями, камера панорамирует чашу и трибуны стадиона, забитые до отказа зрителями, и останавливается на зажженном в честь группы «Кино» ярко-оранжевом пламени олимпийского огня).

Голос ведущего:

– Посмотрите все на огонь… – (зрители поворачивают головы в сторону огня). – Его зажгли в честь Виктора Цоя и группы «Кино».

На сцену выходит «Кино». Цой говорит в микрофон:

– Здравствуйте! Как хорошо, что вы здесь.

Они играют первую песню сета «Звезда по имени Солнце».

 

Через какое-то время, ближе к финалу концерта. За кадром звучит песня «Перемен!». Вертолет делает облет стадиона. Мы видим залитую светом сцену с маленькими фигурками – это музыканты «Кино» завершают свою программу, среди них на авансцене и Виктор Цой. И в этот момент начинается салют. Хлопки  фейерверка заглушают звуки музыки, а огни фейерверка своим светом освещают трибуны – все шестьдесят пять тысяч зрителей в восторге стоят с поднятыми вверх руками. Это кульминация шоу.

 

Мы все дальше и дальше улетаем от стадиона, пролетая над вечерней Москвой. А салют продолжается…

Мы еще слышим звуки завершающегося концерта в Лужниках, но они становятся все глуше и глуше.

 

Тишина после стадионного концерта нас оглушает. Впрочем, она не абсолютна. Мы слышим крики чаек, шум набегающей волны.

Ночь. Виктор в одиночестве сидит в дюнах и  смотрит на лунную дорожку. Выражение его лица вполне умиротворенное. Он в полной гармонии с окружающей его природой. Ярко светит луна. Титр: Тукумс. Август 1990 года.

Крупно – лицо Виктора, смотрит, не мигая, в одну точку. Мы чувствуем, что его настроение изменилось – в его глазах тоска.  Откуда-то издалека до нас доносится гитарное вступление к песне «Кукушка». Виктор беззвучно шевелит губами.

Рассвет. То же место, но Виктора уже нет. Камера медленно  плывет над дюнами, верхушками сосен, над крышей дома, над двором и спускается к двери небольшого сарайчика.

В сарайчике. Цой и Каспарян прослушивают черновую запись к новому альбому. Каспарян сидит у портостудии, Цой, задрав кверху ноги на стол, сидит рядом на стуле, кивая головой в такт песне. Звучит первый куплет песни «Кукушка» в акустическом исполнении:

 

Песен еще не написанных сколько

Скажи кукушка

Пропой

В городе мне жить или на выселках

Камнем лежать

Или гореть звездой

Звездой

 

Солнце мое взгляни на меня

Моя ладонь превратилась в кулак

И если есть порох дай огня

Вот так

 

 

Каспарян  смотрит на Цоя, сглатывает от волнения слюну, спрашивает:

– Витя, что ж такой минор из тебя прет?

– Не знаю, Юрик, не знаю…

– Э-э-х-х, – только вздыхает Каспарян, – все таки, Витя, «Кукушку» я тебя попрошу перепеть еще раз. По-моему, не очень получилось…

– Что, сейчас?

– Нет, завтра, – шутит Каспарян, – конечно же сейчас… я же уезжаю сегодня.

– Ладно, давай, – Цой нехотя берет в руки микрофон. Юра крутит ручки портостудии, а Цой под гитару поет в микрофон.

 

ЗТМ

 

Злополучный поворот на 35-ом километре  трассы Слока – Талсы.

Титр: Тукумс. 15 августа 1990 года.

Темно-синий «Москвич-2141» быстро приближается к роковому повороту. В машине двое – Виктор и Наташа. Из-за поворота навстречу выезжает «Икарус». Виктор сбрасывает скорость. Через пару секунд автомобиль и автобус разъезжаются в разные стороны.

«Москвич» поворачивает направо. Машину трясет на ухабе, и Виктор в шутку говорит Наташе, имитируя японский:

–Тояма-токанава…

Наташа, смеясь:

– Что, хочется в Японию?

Виктор:

– Очень!

 

Общий план горы Фудзи с заснеженной верхушкой. В долине мимо горы проезжает скоростной поезд.

 

Титр: Москва. 15 сентября 1990 года.

Рашид в гостях дома у Виктора. Сидят на кухне и разговаривают. «За окном идет стройка, работает кран». Тут же на кухне стоит видеодвойка «Sony», на которой крутится лента с американским фильмом «Великолепная семерка». На экране скачущие на лошадях ковбои, типичный техасский ландшафт – невысокие горы, скудная растительность. Фильм идет с выключенным звуком. Фоном звучит черновая запись группы «Кино» из нового альбома, песня – «Кончится лето». Она нравится Рашиду, который в такт песне мотает головой.

Виктор рассказывает:

– Мы сделали с Каспаряном черновые записи восьми песен. Из них шесть новых, две старые... (улыбаясь) Я, кстати, песню «Следи за собой» решил включить в альбом после получения твоей телеграммы. Она ведь раньше не выходила у нас.

Рашид:

– Весьма польщен... (вдруг оживляясь, показывая пальцем на экран видеодвойки) Витя, видишь, какой пейзаж! Я за две недели все Подмосковье объездил, – ничего подобного не встретил, хотя, конечно, мест красивых много... Нам горы нужны. Точно – горы!

Виктор:

– Значит, съемок не будет?

– Ну, почему не будет!? Просто чуть отложим... Надо в Киргизию ехать.

– Почему в Киргизию?

– Ты на Иссык–Куле был?

– Нет.

– А я был, и знаю, что там то, что нам надо. В плане натуры просто потрясающе – озеро, горы очень живописные с красным оттенком. И почему я только раньше об этом не подумал! В общем, так: я в Киргизию, а вы тем временем садитесь в студию на «Мосфильме» – записывайте музыку к фильму. За сколько управитесь?

– А ты когда вернешься?

– Недели через две.

– Ну, к твоему приезду все запишем. У нас уже все на болванках есть. Инструментальную музыку будем писать позже, когда ты смонтируешь материал.

– Договорились!

 

Цой, Гурьянов, Каспарян в тонстудии «Мосфильма»

Горит красная лампа «Тихо! Идет запись!». В аппаратной за стеклом с наушниками стоит Цой и напевает в микрофон куплет из песни «Муравейник» (глухо звучит инструментальная подкладка):

 

Начинается новый день

И машины туда-сюда

Раз уж солнцу вставать не лень

И для нас значит ерунда

Муравейник живет

Кто-то лапку сломал – не в счет

А до свадьбы заживет

А помрет так помрет...

 

Каспаряну и Гурьянову, не занятым звукосессией, скучно, и они тут же за спиной звукооператора пытаются разыграть рукопашный бой, делая немыслимые подскоки, смешно размахивая руками и ногами. Когда звукооператор оборачивается, они сразу прекращают свои действия, невинно улыбаясь.

Виктор пропевает куплет:

 

Я не люблю, когда мне врут

Но от правды я тоже устал

Я пытался найти приют

Говорят, что плохо искал

И я не знаю, каков процент

Сумасшедших на данный час

Но если верить глазам и ушам

Больше в несколько раз

 

Глазами Виктора мы видим, как Гурьянов с Каспаряном строят из себя героев кик–боксинга. Ему смешно, и последние строчки куплета он пропевает совсем халтурно.

Оператор, злясь, говорит в сторону подскакивающих:

– Послушайте, у нас тут не ринг, а студия...

И в микрофон Цою:

– Виктор, пожалуйста, припев еще раз...

– Я лучше все сразу перепою, только пусть эти два... дурика покинут помещение.

Звукооператор многозначительно смотрит на Каспаряна с Гурьяновым, те, в свою очередь, с глупыми физиономиями выходят вон. Виктор опять поет.

 

Титр: Москва. 29 сентября 1990 года.

В агентстве «ИТАР–ТАСС» пресс-конференция по случаю окончания записи нового альбома группы «Кино». За широким столом сидят музыканты группы во главе с очень независимым и гордым Виктором Цоем. Все изящно дымят сигаретами. На столе перед каждым поставлены бутылки с минеральной водой «Нарзан», двухсторонние таблички (чтобы было понятно, кто есть кто) с именами и фамилиями музыкантов: Виктор Цой, Юрий Каспарян, Игорь Тихомиров, Георгий Гурьянов. На стене за спинами музыкантов большой щит с логотипом «ИТАР–ТАСС». Недалеко от стола у стены застыл затянутый в кожу директор группы Юрий Айзеншпис. Рядом с ним девушка с микрофоном, ведущая пресс-конференции. Зал полон людей, перед столом вовсю щелкает вспышками десяток фотокорреспондентов. В зале поднимаются руки для вопросов.

– Почему записанный альбом выйдет не раньше следующего лета?

Виктор:

– Знаете, для нас это не впервые. Если помните, предыдущий альбом «Звезда По Имени Солнце» был записан группой в январе 1989-го, а вышел только летом. Мы хотим, чтоб выход нашего нового альбома совпал с выходом фильма Рашида Нугманова. Вы, наверное, в курсе, что группа «Кино» всем составом занята в съемках.

– Съемки фильма уже начались?

Виктор:

– Сейчас заканчивается подготовительный период, а съемки начнутся в самое ближайшее время... в Киргизии.

– Почему в Киргизии?

Виктор:

– Наверное, этот вопрос уместнее задать Рашиду Нугманову, который на днях оттуда вернется.

– Сегодня многие подростки уже даже одеваются «под Цоя». Виктор, что вы скажете по этому поводу?

– Только одно: не сотвори себе кумира.

– Планируются ли концерты группы «Кино» в ближайшее время?

Виктор, после непродолжительной паузы:

– Ну, наверное, пришло время сделать официальное заявление о том, что группа «Кино» не будет давать концертов на территории Советского Союза до самого выхода в прокат фильма Нугманова (оживление в зале, Юрий Айзеншпис бросает на Цоя недоуменный взгляд). Фильм выйдет в прокат не раньше следующего лета. Наш тур начнется в это же время. Могу добавить, что в ноябре состоятся лишь ранее запланированные концерты «Кино» в Японии и Южной Корее.

– Пожалуйста, более подробно об этом...

– Этот тур проводит японская фирма «Amuse Corporation». Мы выступаем на разогреве в Токио и Сеуле перед японской группой «Южные звезды». В мае, когда я был в Токио, мне удалось увидеть их шоу. Ну, скажем так, по стилю – это современный вариант Фрэнка Синатры в японской интерпретации. У них прекрасные мелодичные песни, но они особенно сильны в постановочном плане...

 

Тот же пресс–центр «ИТАР–ТАСС», но после пресс-конференции. Зал пуст. Напротив друг друга стоят Цой и Айзеншпис.

Айзеншпис:

– Витя, подобными необдуманными действиями ты похоронишь группу...

Цой:

– Юра, я сам знаю, что делаю... Тем более меня поддержали ребята. Прекращение гастролей на какое-то время – общемировая практика.

Айзеншпис:

– Но только не в этой стране. О вас все скоро забудут.

Виктор:

– Посмотрим (гордо уходит).

Айзеншпис шипит ему вслед:

– А тут и смотреть нечего, – через год о вас никто не вспомнит!

Титр: Берег озера Иссык–Куль. 27 октября 1990 года.   

В Киргизии неделю идут съемки. Стоит солнечная теплая погода, – в это время здесь бархатный сезон. Съемочная группа разместилась в местном пансионате.

Утро. Цой спит на кровати в одной из комнат пансионата. Ему снится сон – захлебывающаяся лаем собака преследует легковую машину, корпус которой не виден. Картинка сна вибрирующая.

В комнату входит Рашид, одетый в джинсовую черную пару.

– Витя, вставай, опоздаем на съемки.

Цой, открыв глаза и потягиваясь, спрашивает:

– Раш, ты не в курсе, к чему снятся собаки?

– Х-м-м, собаки? А какие собаки – злые или добрые?

– К сожалению, злые.

– Нет, не знаю... А ты посмотри в соннике, наверняка он есть в библиотеке пансионата.

– Что-то неохота...

– Ладно, соня, спускайся вниз, чай стынет. Позавтракаем вместе.

 

На съемочной площадке вся группа «Кино» (практически все одеты так, как и в жизни), режиссерская группа, оператор с камерой, осветители, гример и прочие люди кино.

Снимается эпизод с проездом главных героев («хороших парней»), стреляющих по ходу дела из огнестрельного оружия, в автомобиле «ЗИС» по пыльной дороге на фоне гор. Отчетливо видно, что горы действительно имеют красноватый оттенок, как и говорил Нугманов.

Дорога ухабистая, то здесь, то там камни, – «ЗИС» с открытым верхом безжалостно на них подпрыгивает. Вдоль дороги выложена рельсовая дорожка для камеры, стоящей на тележке. Глазами оператора через окуляр камеры мы видим, как «ЗИС» поднимает за собой клубы пыли. Рашид Нугманов руководит съемкой. Рядом с ним именной раскладной стул. Нугманов то встает, то садится на стул.

Крупный план: тыльная сторона машины, едущей по дороге. Отчетливо видно, что откуда–то снизу тонкой струйкой на дорогу течет бензин из–за образовавшегося свища в бензобаке.

После очередного проезда и дружного залпа из всех стволов Рашид командует:

– Стоп! Снято! Пять минут перекур.

Машина тормозит на краю съемочной площадки. Рядом стоят ящики, – в них реквизит, а также холостые патроны, пиротехника. На ящиках красная надпись: «Осторожно! Огнеопасно!» Кто-то из вышедших из машины дурашливо требует, размахивая автоматом:

– Патроны, дайте патроны! У нас кончились патроны!

Другие закуривают тут же у машины, о чем-то неслышно переговариваясь... Под машиной все шире расползается бензиновая лужа.

Глазами Нугманова мы видим:

Гурьянов, прикурив сигарету, собирается бросить зажженную спичку именно туда, где образовалась бензиновая лужа...

Нугманов в ужасе кричит:

– Не-е-е-т!

Крупный план – брошенная Гурьяновым горящая спичка, неотвратимо летящая вниз.

В одну секунду все вспыхивает. Задняя часть машины объята пламенем. Все инстинктивно отскакивают от нее, тупо смотря на разгорающееся пламя. И вдруг Виктор вскакивает за руль, пытаясь отогнать машину. Начинает ее заводить, но двигатель не заводится...

Нугманов кричит:

– В-и-и-т-я, назад!

Машина взрывается, точно подорванная на мине. Виктор летит вверх тормашками из нее прямо в кювет. Какие-то горящие фрагменты машины попадают в открытые ящики с пиротехникой, которая загорается, и тут начинается сумасшедший фейерверк. Съемочная площадка в один миг превращается в настоящее поле битвы. Царит полная неразбериха.

Сам Нугманов в это время застыл как пригвожденный к стулу, – у него шок. Крупный план: расширенные от ужаса зрачки Рашида. В глазах Нугманова отблески пламени.

В его голове начинает назойливо звучать «киношная» тема «Следи за собой». Она звучит за кадром, как запоздавшее предупреждение, и от этого приобретает зловещий характер.

Глазами Нугманова мы видим:

Вся съемочная площадка в дыму. Под треск взрывающихся патронов и свист пролетающих петард кто-то тушит машину из огнетушителя, кто-то как ненормальный бегает вокруг и орет благим матом, кто-то неподвижно лежит на земле, а кто-то несет тело Виктора подальше от горящей машины.

Камера плавно поднимается вверх. Люди становятся все меньше и меньше. Мы видим, как по земле стелется черный дым. Скоро шлейф дыма становится совсем миниатюрным. Остаются только горы, озеро и необъятное небо. Последние кадры заканчиваются под финальные аккорды песни «Следи за собой».

Титр: Алма-Ата. 1 ноября 1990 года.

Вывеска на здании: «Ожоговый центр. г. Алма-Ата». Гурьянов открывает дверь и входит в здание. В его руках кулек с апельсинами.

Виктор с забинтованными руками лежит на кровати в палате. Вечер. Несмотря на то, что руки забинтованы, он рисует карандашом на ватмане. Сюжет простой – ветвистое дерево без листьев.

На тумбочке стоит радиоприемник, из него слышатся позывные радиостанции «Юность». Голос диктора:

– Вы слушаете программу «Четыре четверти». У микрофона Андрей Орлов. Сегодняшний гость нашей студии – продюсер Юрий Айзеншпис (Виктор застывает с карандашом в руке), человек, раскрутивший группу «Кино», (Виктор удивляется, потом удивление сменяется возмущением), но повод нашей встречи другой... Юрий Шмильевич, это правда, что...

Айзеншпис договаривает фразу:

– ...группой «Кино» в настоящее время я не занимаюсь? Да, это правда. Я работаю с другими ребятами.

– Откройте секрет, кто эти счастливчики?

– Это молодые талантливые ребята, кстати, из Москвы, которые играют очень модную музыку, электропоп. Называется группа «Технология».

– У вас есть ее записи?

– Мы только что закончили запись дебютного альбома, он у меня, кстати, с собой...

– Можно послышать?

– Непременно!

В палату входит Гурьянов. Он кладет апельсины на стол. Виктор показывает ему на приемник: мол, Густав, тише!

Голос диктора:

– Итак, группа «Технология», запомните это имя, потому что...

Голос Айзеншписа:

– ...через полгода у нее будут стадионные концерты.

Звучит песня «Нажми на кнопку – получишь результат» группы «Технология».

Гурьянов удивленно:

– Витя, это что такое было?

Виктор объясняет:

– Айзеншпис подобрал какую-то новую группу, называется «Технология»... По-моему, похоже на «Depeche Mode»...

– Точно, «Depeche Mode» для бедных... (прислушиваясь к музыке, как будто доносящейся из телефонной трубки).

Они смеются. Виктор выключает приемник. Гурьянов говорит:

– Ну, флаг им в руки... Ты как себя чувствуешь, Витя?

– Да нормально все...

– А как  там с Японией?

– Не знаю, пока ничего не знаю...

Гурьянов с большим сожалением:

– Не думал я, что так подставлю всех… Прости меня…

Виктор после паузы:

– Да, ладно, ерунда все это, главное… что все живы остались. А Япония... Посмотрим.

Титр: Токио. 1 ноября 1990 года.

Панорама Токио с высоты птичьего полета.

41-й этаж токийского бизнес-центра – вокруг один бетон, сталь, стекло и пластик. Из скоростного лифта выходят двое японцев. Тот, что постарше – музыкальный менеджер Кайчо, а молодой – его ассистент Кикудзи, он несет кейс.

Кайчо и Кикудзи идут молча по длинному коридору, стены которого увешаны портретами японских знаменитостей, среди которых есть и «Южные звезды», главное достижение «Amuse Corporation» последних лет. Лица идущих сосредоточены. Они входят в приемную с окнами во всю стену, с красивейшим видом вечернего Токио. Но в окна они не смотрят, – ждут встречи со своим боссом. При виде Кайчо секретарша сообщает (по-японски) в селектор:

– Сакамура-сан, пришел Кайчо.

– Пусть пройдет.

Кайчо и Кикудзи входят в огромных размеров кабинет председателя совета директоров «Amuse Corporation». На стене висит огромный портрет Кейсуке Кувата, лидера группы «Южные звезды». Вошедшие почтительно здороваются с боссом, сидящим в кресле за столом. Господину Сакамуре давно за шестьдесят, его волосы седы. Кивком головы он предлагает им присесть. Кайчо и Кикудзи осторожно садятся на краешки стульев. Кикудзи достает из кейса видеокассету и передает ее Кайчо.

Кайчо, вставая:

– Сакамура-сан, русские передали свой фильм... Вы позволите? Я сделал метки на самых интересных местах...

Все смотрят на внушительных размеров экран видеомагнитофона «Sony». На нем крутится запись с последнего концерта группы «Кино». Заключительные кадры под песню «Перемен!» на большой арене «Лужников» впечатляют: финальный фейерверк, олимпийский огонь, четыре фигурки на сцене и море счастливых людей, стоя подпевающих группе.

Сакамура:

– Сколько здесь зрителей?

Кайчо:

– Мы навели справки. Большая арена «Лужников» вмещает 65 тысяч человек, – здесь явно переаншлаг.

Сакамура в раздумьях по слогам:

– Шесть-де-сят-пять тысяч. Подумать только, как много людей!

Лицо Сакамуры отнюдь не излучает счастье. Кайчо и Кикудзи непонимающе смотрят на своего шефа.

Сакамура:

– Так вы говорите, что русские просят переноса срока гастролей.

Кайчо:

– Да, у них на съемках фильма произошел несчастный случай... Лидер группы с сильными ожогами попал в больницу.

Сакамура с облегчением принимает решение:

– Используйте это как предлог для невозможности продлить контракт.

У Кайчо и Кикудзи вытянуты лица, – они никак не ожидали подобного поворота.

Кайчо:

– Сакамура-сан, я вас не понимаю...

Сакамура насмешливым тоном:

– Эти русские запросто «убрали» бы наших «Южных звезд» уже на самом первом концерте тура. И тогда «Южных звезд», в которых вложены миллионы, больше не будет. Кто возьмет на себя ответственность за это, – вы, Кайчо? Или вы, не знаю, как вас там? (тычет пальцем в сторону Кикудзи, затем после паузы многозначительно говорит) Это знак свыше...

Кайчо почтительно:

– Сакамура-сан, это мудрое решение.

Сакамура:

– Отправьте им телекс, они сами виноваты, что не уберегли своего лидера.

Кайчо и Кикудзи раскланиваются и уходят.

Титр: Москва. 3 января 1991 года.

Тонстудия «Мосфильма». Группа «Кино» в составе – Виктор Цой, Юрий Каспарян, Игорь Тихомиров с инструментами работают в студии, – пишут инструментальную музыку к фильму. В аппаратной стоит видеодвойка «Sony». Работа поставлена следующим образом: музыканты с Нугмановым отсматривают смонтированные куски фильма, потом Рашид объясняет, какую музыку он хотел бы услышать в этом эпизоде.

Все дружно смотрят сцену мотоциклетной вечеринки, там, где в темном сыром подвальном зале развлекаются рокеры («плохие парни»). Море выпивки, дым коромыслом, полуголые девицы, на невысокой сцене за решеткой какая-то оголтелая рок-группа импровизирует на музыкальных инструментах.

Нугманов объясняет «киношникам»:

– Мне нужен здесь ужас нечеловеческий – дикий скрежет, какие-то жуткие шумы...

Виктор понимающе кивает головой, а Тихомиров говорит:

– Может, что-нибудь индустриальное в духе «Ministry»? У них еще та музычка.

Рашид:

– Не знаю я ваших «Ministry», мне просто нужно, чтобы зрителю жутко стало.

Один из звукооператоров студии открывает дверь и говорит, обращаясь к Цою:

– Виктор, вас кто-то спрашивает по телефону, по-моему, из-за границы звонят.

Виктор выходит из аппаратной. В приемной берет трубку телефона:

– Алло, я слушаю.

Ему отвечают по-английски, и Виктор тоже переходит на английский язык.

Мы видим Кикудзи, стоящего в будке автомата прямо на токийской улице. В Токио раннее утро, светит солнце, снега нет. Улица заполнена пешеходами.

Кикудзи говорит:

– Мистер Цой?

– Да, кто вы?

– Меня зовут Кикудзи Хирано. Я – ассистент Кайчо, вернее сказать, бывший ассистент. Потому что больше не работаю на «Amuse Corporation»... Я очень сожалею о сорвавшихся гастролях «Кино» в Японии, мистер Цой...

– Что вы хотите?

– Мне очень непросто было вас разыскать (Кикудзи вздыхает). Осталось ли у вас желание сыграть в Японии, мистер Цой?

– Да, мне хотелось бы...

– В таком случае я вам делаю предложение. Правда, пока речь идет только о ваших сольных концертах, без группы. Для организации тура с группой у меня пока нет бюджета. Но если все получится, – осенью будет тур с группой. А пока я предлагаю вам сольный тур по пяти городам Японии, в том числе Токио, в небольших залах до тысячи человек.

– Вы серьезно? (через стекло аппаратной глазами Виктора мы видим, как Каспарян с Тихомировым что-то оживленно объясняют Нугманову).

– Я абсолютно серьезен. Именно потому что я хотел организовать ваш тур, я и ушел из «Amuse Corporation»... Вы сможете приехать в апреле?

– Думаю, да.

– Отлично. На днях вы получите договор, я вышлю его на телекс «Мосфильма». Очень скоро я сам буду в Москве.

Виктор, весьма озадаченный, возвращается в аппаратную. Возбужденные поисками нового звука Каспарян и Тихомиров сходу пытаются ему что-то наиграть на гитарах.

– Витя, оцени...

Но ему явно не до них. Рашид пристально смотрит на Цоя и говорит:

– Витя, что-нибудь случилось?

– Меня опять зовут в Японию... Правда, до этого, – добавляет он рассеянно, – я, наверное, побываю в Ленинграде.

Все замолкают, не понимая, всерьез это сказано или в шутку.

Титр: Ленинград. 22 февраля 1991 года.

Гостиница «Ленинград». Вечер. Цой выходит из номера 723, закрывает дверь, в его левой руке увесистый фибролитовый короб черного цвета, внешне напоминающий полевой телефон. Это один из первых  мобильников, который он получил перед отъездом в Ленинград для экстренной связи с Рашидом.

Пока он возился с ключом, к соседнему номеру подходит женщина, лет пятидесяти. Виктор узнает в ней Марину Влади.

– Здравствуйте, – уважительно говорит он ей.

– Здравствуйте, – вежливо отвечает ему Марина, с характерным иностранным акцентом. Она не представляет себе, кто перед ней.

 

Виктор с мобильным телефоном выходит из гостиницы. Колючий февральский ветер треплет его длинные волосы. На заснеженной площади перед гостиницей он видит Гурьянова, который машет ему рукой и  кричит:

– В-и-и-т-я-я!

 

Цой еще находится под впечатлением от встречи с Мариной Влади и рассказывает Георгию, как он столкнулся с кинозвездой в коридоре гостиницы.

– Ну и как она?

– Красивая женщина, но возраст свое берет. Я недавно посмотрел «Колдунью» с ее участием…

– Это по Бунину, что-ли?

– Нет, по Куприну, вольная интерпретация его «Олеси» – действие происходит в глухой шведской деревушке в современное время… Фильм так себе. Но Влади там очень хороша. Ей, по-моему, тогда только семнадцать исполнилось.

– Понятно, почему на нее Высоцкий запал…

– Не один он, а все мужики СССР!

 

 Гурьянов кивает в сторону мобильника, спрашивает:

– А это что за фигня у тебя, Витя?

– Да вот Раш выдал телефон для мобильной связи с ним. Работает от аккумуляторов. Удобная штука, правда чертовски тяжелая, весит пять кило… Ну, что делать будем?

– Поехали ко мне в студию на Фонтанку. Посмотришь мои последние работы.

– С удовольствием!

Они ловят машину на набережной.

 

– Пожалуйста, Фонтанка, 145,– говорит Гурьянов водителю такси. Они садятся вдвоем на заднее сидение.

 

Виктор и  Георгий стоят на заснеженной набережной Фонтанки между Красноармейским и Египетским мостами. Гурьянов показывает на серую махину дома на противоположном берегу:

– Вот этот дом. До революции, как и все другие тут, он был доходным. Потом незавидная советская коммунальная судьба. Пару лет назад из него всех выселили, дом должен был идти на капиталку, но финансирование закончилось… Так и стоит пустой. Кстати, свет, газ не отключали. Теперь здесь сквот. Живут в нем свободные художники,  вроде меня…

– А что это за  синие огни на третьем этаже? – спрашивает Цой, показывая на неоновые проблески, загадочно мерцающие в окнах  третьего этажа.

– Ух, совсем забыл – сегодня же суббота… Сейчас расскажу. В этой квартире живут интересные ребята… Они там открыли свой клуб приватного типа, «Танцпол» называется – пускают внутрь только своих.  Играют модную музыку, вечеринки проходят по субботам… Зайдем? Там весело!

– А как же твоя мастерская?

– Да она рядом, утром после вечеринки заглянем… Ну что?

– Ладно, пошли… только не надо афишировать моего появления…

– А давай сейчас позвоним по твоему чудо-телефону, предупредим об этом ребят…

Георгий говорит в трубку:

– Алло, Андрей… Здравствуйте… Да, это Гурьянов… Сейчас зайдем к вам с Цоем… Хорошо, только без акцента на наши персоны… Песни «Кино» специально крутить не надо… Виктор это не любит…

 

Георгий и Виктор входят в квартиру №9 на Фонтанке, 145. Нас сразу же оглушает громкая house-музыка.

– Добро пожаловать в клуб «Танцпол»! У нас танцуют до утра, – кричит в ухо Виктору распорядитель вечеринки и наливает дорогим гостям полные бокалы шампанского. Георгий и Виктор отпивают по глотку вина и проходят с бокалами дальше в квартиру.

 

Огромный зал метров под сто, все стены которого оклеены серебряной фольгой, забит танцующей молодежью. Все ярко и очень модно одеты. На танцполе присутствуют даже несколько трансвеститов в вечерних женских платьях. От работающих световых приборов рябит в глазах.

 

Цой и Гурьянов проходят мимо разожженного старинного камина, украшенного лепниной и  шикарным старинным зеркалом, в котором причудливо отражается световая инсталляция и счастливые лица танцующих. Все веселятся и пьют шампанское. Беззаботное настроение окружающих передается и Цою – он с наслаждением пританцовывает под музыку.

Георгий кричит в ухо Цою:

– Витя, хочешь посмотреть, как работает ди-джей?

 

Георгий и Цой подходят к пульту «Танцпола». У вертушки «Technics» крутит пластинки высокий скуластый парень с наушниками на голове, одетыми поверх  бейсболки. Это Алексей Хаас, самый первый ди-джей Ленинграда. Алексей, щуря глаза, кивком головы здоровается с гостями.

Глазами Виктора мы видим, как Хаас колдует над ди-джейским пультом: ловко достает из глянцевого конверта очередную пластинку, ставит ее на вертушку, крутит ручки на панелях приборов, микширует звук, меняя скорость вращения диска и резко его останавливая…Частота манипуляций рук ди-джея увеличивается прямо на глазах, ритм музыки становится все быстрее, а звук громче – вечеринка достигает своего апогея… И в этот момент глаза Виктора останавливаются на эмблеме «Танцпола», висящей на стене за спиной Хааса – аудиокассета с перекрещенными костями (на манер пиратского флага) –яркий символ  конца рок-музыки, записанной на магнитных носителях, и рождения новой танцевальной культуры.

 

Раннее зимнее утро. На улице еще темно. Гурьянов и Цой в мастерской Георгия. Все стены увешаны гигантскими картинами, написанными  сочными яркими красками. В основном это обнаженные мужские торсы. Черты изображенных атлетов, как правило, лишены индивидуальности, за исключением автопортрета, где голова Георгия и его согнутая в локте рука, демонстрирующая бицепс, представлены на огромной плоскости холста, примерно 2 на 3 метра. Виктор оценивающе смотрит на картины, а Гурьянов сидит и курит.

– Как много у тебя мужской обнаженки, –  удивляется Виктор.

– Точнее сказать, только она одна и есть у меня… Мне всегда нравилось античное искусство. Не знаю как тебе, Витя, но по мне смотреть на сильное, загорелое, освещенное солнечными лучами и обдуваемое морскими ветрами молодое тело гораздо приятнее, чем уставиться с умным видом… в черный квадрат.

– Возможно… Автопотрет очень хорош, – Виктор стоит напротив картины и смотрит в глаза нарисованного Гурьянова.,– ты прогрессируешь. Наверное, много работаешь?

– Да уж приходится… Но оно того стоит. Вот «Русский музей» уже заинтересовался работами…

– «Русский музей»!? Вот дожили… От всей души поздравляю!

– Спасибо, но поздравлять пока рано – они еще ничего не купили… А ты, Витя, рисуешь?

– Рисую, но у меня живопись не такая монументальная как у тебя.

 

Крупно: распределительная коробка с электропроводами. В ней происходит короткое замыкание.

 

Общий план гостиницы «Ленинград». Все окна темные. Свет горит только в холле на первом этаже.

 

Пустой холл гостиницы. За стойкой портье клюет носом сонная администраторша.

 

Снова в мастерской Гурьянова. Георгий и Виктор сидят напротив друг друга и курят.

– Витя, ты зачем приезжал-то? – спрашивает Георгий.

– Так. Было дело…

 –Ну и как? Сделал?

После длинной паузы:

– Сделал, – со вздохом ответил Виктор.

– Чего ж ты невеселый такой, – не понимая, спрашивает Георгий.

– Не знаю. Устал просто… Как звали того парня за вертушкой?

– Леша… Леша Хаас… А что?

– Классно играл этот Хаас. Откуда он взялся?

– Из бывшей рок-клубовской тусовки… Но теперь рок-музыку он уже терпеть не может.

– Ну, это не страшно. Мы ведь поп-музыку играем.

Оба смеются.

– Как думаешь, если в «Кино» появится свой ди-джей, который…

– …будет играть наравне с остальными музыкантами группы?

– Ну, да… как, к примеру, в «KLF»…

– Витя, это классная идея! Здесь у нас до этого еще никто не додумался. Мы снова подтвердим свой статус самой модной группы в Союзе!

– Поговори с ним об этом…

– Хорошо! Он «Кино», кстати, обожает… Наш последний альбом , который я подарил, до дыр заслушал.

– Вот и чудно… Знаешь, что-то есть хочется.

– У меня пусто, хоть шаром покати.

– А давай, поехали ко мне в гостиницу. Там валютный бар круглосуточно работает. Есть гриль, – Виктор смотрит на часы, – сейчас восемь утра. Возьмем тачку, и через двадцать минут будем на месте.

 

Крупно: разгорающееся на глазах пламя. Начинается пожар, который молниеносно распространяется по всему периметру длинного и совершенно безлюдного коридора гостиницы.

 

Один из номеров гостиницы «Ленинград» на седьмом этаже. Спящая Марина Влади. Из–под двери в номер начинает валить черный дым. Марина шевелит ресницами и сразу же просыпается от удушающих  спазм в горле…

 

Георгий и Виктор едут в такси. Их  разморило – они оба на заднем сидении клюют носом.

Появляется титр: 23 февраля 1991 года.

Машина заворачивает с Кировского моста на Петроградскую набережную. В этот момент, обгоняя такси, мимо них на большой скорости проносится пожарная машина с включенной сиреной. Георгий и Виктор просыпаются.

 

Такси проезжает мимо крейсера «Аврора» и тормозит напротив входа в Нахимовское училище. Виктор, окончательно проснувшись, спрашивает водителя:

– Что, приехали?

Водитель отвечает:

– Нет, командир… Похоже,  дальше мы не поедем. Вон смотрите – менты мост перекрыли. И точно, у моста стояли гаишники, перекрывшие движение на набережной.

 

Ошарашенные Виктор и Георгий выходят из машины. Георгий показывает Виктору рукой в сторону гостиницы «Ленинград»:

– Витя, смотри, гостиница горит!

Верхние этажи гостиницы  затянуты черным дымом. Кое-где из открытых окон выбиваются длинные языки ярко-оранжевого пламени.

 

Крупно: часы на фасаде Нахимовского училища показывают время – 08:25.

 

Гостиничный номер Марины Влади. Он  весь заполнен  черным дымом. Марина , задыхаясь от дыма, кричит в телефонную трубку:

– Портье! Портье!

 

Перепуганная до смерти заспанная администраторша гостиницы растерянно отвечает в телефонную трубку:

–У нас тут пожар…– (мимо нее пробегают пожарные).

 

Бушующее пламя в коридоре 7 этажа гостиницы «Ленинград». Слышны крики о помощи.

 

Марина Влади в ночной рубашке  открывает краны в ванной на полный напор, замачивает простыни и бросает их под дверную щель.

 

Пожарный расчет из трех огнеборцев в снаряжении  входит в пассажирский лифт гостиницы. Дверь лифта закрывается.

 

Георгий спрашивает Цоя:

– Витя, у тебя какой этаж?

– Седьмой…

– Так, по–моему, седьмой и горит…

Водитель такси обращается к ним:

– Молодые люди, пора рассчитываться…

– Да, да, – рассеянно говорит Виктор и сует ему в руку смятую купюру.

Машину взвизгнула резиной, и, развернувшись, умчалась обратно по Петровской набережной в сторону Кировского моста.

 

Пожарный расчет молча поднимается в лифте. На табло над дверью зажигается лампа с цифрой «2», потом «3»… Лифт идет дальше, наверх, прямо в огненное пекло.

 

Общий план гостиницы. В окнах седьмого этажа от перепада температур лопаются стекла. Они со звоном валятся вниз на парапет.

 

В лифте гостиницы «Ленинград». Зажигается лампа с цифрой «7». Лифт, вздрогнув, останавливается. Пожарные с ужасом смотрят на еще закрытые двери лифта, один из огнеборцев боязливо  крестится… Дверь открывается, и буквально в ту же секунду в кабину лифта с ревом врывается все пожирающий огненный шквал…

 

– Густав, бежим, – крикнул Виктор Георгию, наконец-то выйдя из ступора.

 

Бегущие по мосту Виктор и Георгий (быстро меняющиеся планы: общий, средний, крупный).

 

Вся площадь перед гостиницей забита пожарными и милицейскими машинами с включенными мигалками. Выдвинутые пожарные лестницы не достают седьмого этажа – им не хватает каких-то двух метров. Людям на горящем седьмом этаже приходится спасаться самостоятельно. Кое-кто из постояльцев пытается спуститься вниз по связанным второпях простыням, узлы развязываются и полуголые люди с воплями летят вниз… Из пары окон, где бушует пламя, не силах выдержать муки, люди выбрасываются сами. Они летят вниз живыми  факелами с развевающимися от ветра горящими волосами. Это страшная картина: вопли о помощи, предсмертные стоны, вой сирен, звон стекла и истеричные команды пожарных – все сливается в один жуткий душераздирающий ор. 

Георгий и Виктор стоят у одной из пожарных машин, задрав кверху головы. Рядом с ними разыгравшуюся огненную трагедию бесстрастно снимает на видеокамеру группа телевизионщиков.

– Смотрите, – сказал кто-то из них, показывая рукой в сторону одного из окон седьмого этажа – вот она, Марина Влади!

Марина стояла на подоконнике, прижавшись спиной к окну, в одной ночной рубашке, босая. Позади нее в номере бушевало пламя.

Глазами Марины мы видим панораму площади перед гостиницей – пожарные и милицейские машины с работающими мигалками, суетливо бегающие огнеборцы со шлангами, выдвигающиеся вверх пожарные лестницы. Прямо под ней на заснеженном парапете в лужах крови валяются трупы – Влади туда старается не смотреть. Она замечает, что одна из лестниц разворачивается в ее сторону. В раскачивающейся люльке на самой верхушки лестницы стоит молодой боец в каске. Он протягивает к ней руки…

– Прыгайте, я вас поймаю, – кричит спасатель Влади.

Наконец, когда пламя начало лизать ее спину, она, зажмурившись, прыгнула вниз, прямо в объятия бойца.

 

– У-у-ф! – с облегчением выдохнули Виктор и Георгий, как только увидели, что лестница с Влади и спасателем пошла вниз…

 

В это время кто-то из телегруппы обращает внимание на стоящего рядом с ними Виктора. Телевизионщик толкает в бок оператора:

– Рядом с тобой Цой!

Оператор лихорадочно пытается поймать в кадр застывшее лицо Цоя, больше похожее на маску, но Виктор уворачивается от камеры в сторону.

– Пожалуйста, несколько слов для нашей телепрограммы, – протягивает микрофон Виктору один из телевизионщиков.

– Отстаньте, не видите, что ли – человеку плохо, – говорит зло Георгий и закрывает рукой камеру. Он уводит Виктора с площади. А телевизионщики как ни в чем не бывало продолжают их снимать.

 

Вечером того же дня в студии Гурьянова. Георгий и Цой сидят на кухне за початой бутылкой вина. Георгий в белой майке и черных брюках… Где-то в дальнем углу кухни голубым светом мерцает экран небольшого телевизора.

Виктор разговаривает по мобильному телефону с Нугмановым.

– Да… Повезло… Считай, что я родился в рубашке… Да, не парься ты, Раш… Ладно… И еще… Отправь весь мой гонорар за фильм семьям погибших пожарных… Ладно, завтра увидимся… Пока.

Виктор говорит Георгию:

– Все, завтра уезжаю. Раш зовет – он только что монтаж фильма закончил, теперь надо озвучку делать. Раш спешит, хочет, чтобы фильм был готов к московскому кинофестивалю.

 

Как раз в это время из телевизора доносится звуковая заставка программы «600 секунд». На экране появляется ее ведущий Александр Невзоров, как всегда, в коричневой кожаной куртке:

– Сегодня, 23 февраля, в 8 утра вспыхнул пожар в гостинице «Ленинград». К гостинице были стянуты все отряды пожарной охраны города. Пожару была присвоена высшая категория. Полностью выгорел весь седьмой этаж. Погибли девять пожарных и шесть постояльцев. Главная трудность заключалась в том, что пожарная техника доставала максимум до четвертого этажа, и было чрезвычайно трудно эвакуировать людей с верхних горящих этажей. В гостинице проживали 275 гостей. Чудом спаслась известная французская актриса Марина Влади, находящаяся на киносъемках в нашем городе (показывают кадры, как Влади прыгает с подоконника на пожарную лестницу, затем – спасенную Влади, укутанную в одеяло. Она говорит, рыдая в камеру:

– Понимаете, я всегда с собой возила володины письма. Это были самые дорогие для меня вещи. Теперь они все сгорели! Все до единого, у меня ничего не осталось!

И тут же в кадре появляется лицо Цоя с остекленевшими глазами. Голос Невзорова продолжает репортаж:

– Еще одному не менее именитому, чем Марина Влади, постояльцу гостиницы также крупно повезло – это рок-звезда Виктор Цой, по счастливой случайности не ночевавший в номере в роковую ночь и появившийся у гостиницы в самом начале пожара. Его номер, кстати, был соседним с номером Влади на седьмом этаже. Как сообщают достоверные источники  Виктор Цой, проживающий теперь постоянно в Москве, находился в городе по поводу  развода со своей бывшей женой Марианной…

– Вот чертовы журналисты! Готовы ради сенсации мать родную продать, – ругается Георгий и  выключает телевизор. Они долго сидят молча, каждый думая о своем. Наконец Виктор говорит:

 – Забыл сказать. Мне из рок-клуба звонили. Звали на фестиваль по случаю своего десятилетия.

– И что?

– Ну, что? Ты как будто не знаешь, что Рок-клуб для нас дело прошлое. Нам там делать нечего. Тем более, что я уезжаю завтра.

– Ну и правильно!

 Титр: Ленинград. 9 марта 1991 года.

Улица Рубинштейна, 13. В концертном зале ЛМДСТ – третий день VIII фестиваля ленинградского Рок-клуба. За стеклом витрины афиша, нарисованная от руки. Текст гласит: «Ленинградскому Рок-клубу 10 лет. Это просто фантастика!»

В небольшом зале, забитом публикой, на сцене группа играет инструментальную музыку. Это «Джунгли». Глазами публики мы видим играющего на бас-гитаре Игоря Тихомирова.

 

После концерта Тихомиров в кулуарах дает интервью, за плечом гитара в футляре, в руках он держит какой-то пакет:

– Я присутствую на фестивале не в качестве музыканта «Кино», а в качестве бас–гитариста группы «Джунгли», в которой, кстати говоря, играю со дня ее основания. Не было никакого разговора о том, что «Кино»будет играть на нынешнем фестивале Рок-клуба. «Кино» уже давно не рок-клубовская команда. Кроме того, как известно, нами было принято решение, что у группы до выхода нового альбома вообще концертов не будет.

– А когда выходит альбом?

– Одновременно с выходом на экраны фильма Рашида Нугманова «Дикий Восток». В общем, не раньше лета.

– Понятно. И последний вопрос: где сейчас Цой?

– Виктор в настоящий момент находится в Москве, собирается лететь в Токио.

– В рамках апрельского визита Горбачева в Японию?

– Причем тут Горбачев!? У Виктора своя программа… Кстати, последний вопрос вы уже задали!

В этот момент у Тихомирова из рук случайно вываливается пакет. Из него веером сыплются на пол письма. Корреспондент помогает их собирать. Крупный план – адрес получателя на одном из конвертов с текстом: Ленинград, ул. Рубинштейна, д.13, рок-клуб, Виктору Цою.

Тихомиров доверительно сообщает:

– Мы уже сто лет, как вышли из Рок-клуба, а письма на этот адрес все шлют и шлют... А почему?

– Да, кстати, почему? – спрашивает корреспондент.

– Потому что другого адреса нет.

 

ЗТМ

 

Предместье города Нагасаки. Автотрасса, ведущая из аэропорта в город, пуста. По обе стороны дороги за полицейским оцеплением стоят жители города с японскими и советскими флажками. Они с нетерпением ждут прибытия автомобильного кортежа Горбачева.

Титр: Нагасаки. 19 апреля 1991 года.

Наконец на трассе появляется головной автомобиль дорожной полиции с мигалкой, обеспечивающий безопасность кортежа. Толпа по обе стороны дороги приходит в движение, радостно размахивая флажками. Мимо нас со свистом проносятся машины кортежа. Одна из машин – бронированный «ЗИЛ» с развевающимся на ветру советским флажком.

 

В салоне «ЗИЛ»а. Довольный  теплой встречей Михаил Горбачев говорит супруге:

– Такое чувство, что нас приветствуют все жители Нагасаки!

Затем он неожиданно командует водителю:

– Остановите машину здесь! Мы с Раисой Максимовной немного пройдемся пешком.

 

Бронированный «ЗИЛ»  тормозит. Это неожиданность для всех. Официальные японские лица, высыпавшие из машин кортежа, перебивая друг друга возбужденно говорят:

– В чем дело? Почему остановилось движение?

– Смотрите – Горбачев вышел из машины!

– Он с ума, что ли, сошел – это же нарушение протокола!

– А если возникнет эксцесс? Кто будет тогда отвечать?!

 Тем временем вышедший из «ЗИЛ»а  улыбающийся Михаил Горбачев вместе с супругой направляется к толпе. Для него подобный шаг, пусть и нарушающий протокол визита, вполне нормальная практика – ведь он обожает в политике экспромт! Другое дело – японцы-чинуши, они явно обескуражены таким поворотом событий и не представляют, что делать дальше.

Под восторженные возгласы и аплодисменты жителей Нагасаки, Михаил и Раиса Горбачевы идут мимо кортежа , махая в знак приветствия японцам руками.

Наконец кто-то из лиц японского сопровождения догоняет Горбачева и обеспокоенно просит его на ломаном русском:

 –Каспадин плезидент! Посалуйста, вельнитесь в масину! Вельнитесь в масину!

Однако Президент СССР как будто не слышит просьбу и продолжает шествовать к толпе, гордо выпятив вперед грудь. Чету Горбачевых со всех сторон берет в кольцо японская охрана. Радостная улыбка мгновенно слетает с лица Горбачева, сменяясь недовольной миной. Он поворачивает назад и вскоре садится вместе с супругой в машину.

 

Та же картинка – садящийся в советский бронированный «ЗИЛ»  Михаил Горбачев с супругой – на экране телевизора. Это трансляция японской новостной программы, повествующей о завершающем этапе визита президента СССР в Японию – посещение им города Нагасаки. Камера отъезжает, и мы видим стеклянную витрину  магазина,  заставленную  работающими мониторами разных размеров. На всех мониторах одна и та же картинка – садящийся в «ЗИЛ» Горбачев, и отьезжающий в Нагасаки кортеж.Мимо витрины проходит красивая девушка лет 22-х в красном свитере, не обращающая никакого внимания на витрину с работающими телевизорами.

Титр: Токио. 19 апреля 1991 года.

Вывеска клуба «Котобуки», написанная латинским шрифтом.

У входа в клуб длинная очередь волнующихся подростков. Билетная касса закрыта. Там висит объявление на японском (голос за кадром: «Надпись на объявлении в кассе: в 10 часов вечера будет продаваться дополнительный комплект билетов по новой цене»)...

Та же девушка, что проходила мимо витрины с телевизорами, останавливается у афиш клуба «Котобуки». На ее шее висит фотоаппарат «Nikon». Она с интересом изучает афиши. Это Акико Ватанабэ, ведущая музыкальной телепрограммы «Как дела?» Ее глазами мы видим первую афишу с фото: четверка мрачных молодых японцев с взлохмаченными волосами (голос за кадром: «Надпись на афише: завтра – рок-группа «Огненные Драконы»). Глазами Акико мы видим вторую афишу с фото Виктора Цоя (голос за кадром: «Надпись на афише: сегодня – Виктор Цой, из России с любовью»).

Акико смотрит на восточные черты лица Цоя и удивленно восклицает:

– Как, он русский!?

 

Артистическая комната клуба «Котобуки». Крупно: экран  телевизора. Показывается та же  новостная программа, которую мы видели на зкранах телевизоров в витрине .

Программа заканчивается кадрами выступления Горбачева в Токийском пресс-клубе. Горбачев говорит в микрофон:

– Мы выразили свое стремление к заключению мирного договора с Японией путем решения вопроса о принадлежности островов Кунашир и Хабамаи. Как это будет? Давайте не будем гадать, давайте будем работать!

Голос японского комментатора за кадром программы резюмирует:

– Впрочем, трехдневный визит Горбачева в Японию закончился ничем – принятое японо–советское заявление по его итогам так и не сняло проблему северных территорий (передача завершается кадрами взлета самолета компании «Аэрофлот» с четой Горбачевых на его борту из аэропорта Нагасаки).

 

Камера панорамирует обстановку артистической комнаты. Мы видим работающий телевизор, стол, заставленный напитками и закуской, черный кофр с акустической гитарой, большое настенное зеркало, в котором отражается сосредоточенное лицо Виктора… Он сидит перед зеркалом за столиком и составляет сет-лист – список песен, которые он исполнит вечером на концерте, не обращая внимания на работающий телевизор.

Крупно: лист бумаги, на котором кроме списка песен, мы еще видим нарисованный им  рисунок – ветвистое дерево без листьев.

 

После стука в дверь в артистическую входит Кикудзи. В руках у него рация. Он явно в хорошем настроении:

– Поздравляю, Виктор, с первым аншлаговым концертом в Японии. Все билеты проданы. Думаю, это только начало. Потом будут стадионы...

Виктор в ответ неопределенно улыбается. Сколько раз он уже это слышал!?

 

Акико достает пропуск из сумки и показывает охране. Те в ответ улыбаются, пропуская в фойе клуба:

– Как дела, Акико?

– Лучше всех!

Акико в фойе клуба около прилавка, где продается всякая музыкальная всячина – виниловые пластинки, компакт-диски, видеокассеты и прочее. Она покупает самопальную видеокассету «Кино» и компакт–диск «Группа крови» (японское издание, выпущен «Amuse Corporation» в начале 1990).

 

Виктор на сцене клуба «Котобуки», стоит перед микрофоном с гитарой и улыбается:

– Спасибо, большое спасибо (говорит по-английски)...

Акико фотографирует Цоя.

Публика устраивает ему пятиминутную овацию. Девчонки визжат. Акико восхищенно смотрит на Виктора, она не кричит, только как завороженная повторяет:

– Боже мой, какой он высокий...

Виктор поет еще одну песню. Это «Дерево». Позади Цоя на экране проецируется текст песни на японском. Акико очень трогает эта песня. Она плачет.

После концерта Виктор раздает автографы. Глазами Виктора мы видим, как девушка в красном свитере (это Акико) подает ему для автографа вкладыш из компакт-диска. Виктор подписывает по-русски: «Удачи! В. Цой»

 

Акико в пункте фотоуслуг «Кодак». Она проверяет негативы и говорит приемщице заказов:

– Пожалуйста, печатайте все, включая брак. По одной фотографии на каждый кадр.

 

Акико в редакции телепрограммы «Как дела?» На ее столе разбросаны фотографии с концерта Цоя. Рядом фотоаппарат, компакт-диск «Группа крови», видеокассета (на коробке по-русски написано «Кино»), автограф Цоя и лист бумаги с рисунком Виктора и списком песен.

В комнате стоят компьютеры, мониторы, сканеры, принтеры и другие агрегаты. Вместе с Акико еще несколько человек. В основном молодые парни – операторы и редакторы программы. Они с интересом слушают рассказ Акико.

Она говорит:

– Вам вчера вместо того, чтобы снимать Оззи Осборна в «Будокане», надо было быть в клубе «Котобуки»...

– Кто играл там?

– Один парень по фамилии Цой.

– Кореец?

– Да, нет – русский. Точнее сказать, русский корейского происхождения. Лидер группы «Кино». Он один играл акустику... Вот, кстати, можете посмотреть (дает видеокассету).

Один из операторов вставляет кассету в видеомагнитофон «Sony», включается картинка – это кадры из клипа «Видели ночь».

Один из редакторов говорит со знанием дела:

– Неплохо, похоже на ранних «The Cure».

– Точно, – подтверждает Акико.

– Сделаешь о них сюжет?

– Конечно... Но у нас нет своего видеоматериала...

– Твоих фотографий и твоего комментария будет вполне достаточно для трехминутного сюжета...

 

Акико вечером в редакции, она одна перед компьютером. Набирая текст на клавиатуре, она бормочет:

– Я вижу будущее японского рока, и это будущее зовется Цой... нет, это бред какой-то...

Она стирает фразу и некоторое время пребывает в замешательстве. В этот момент на экране ее монитора включается заставка с рисунком Цоя – ветвистое дерево без листьев…

– Нет, это не бред, это правда, – говорит она сама себе и снова набирает старый текст.

Титр: Москва. 17 июля 1991 года.

XVII московский международный кинофестиваль. Мы видим одну из его афиш  у входа в Государственный киноконцертный зал «Россия», сообщающей о премьере фильма «Дикий Восток» режиссера Рашида Нугманова.

В фойе «России» столпотворение. Доминирующая часть публики – фанаты «Кино»: подростки, одетые в черное, многие с круглыми значками с портретом Цоя.

В VIP-зоне весь московский бомонд, мельтешение знакомых лиц. В ожидании начала стоят у стенки скромно и курят Виктор Цой и Рашид Нугманов, внешне вполне спокойные, но, конечно, волнующиеся: как примет их фильм публика?

 

Откуда-то из гущи толпы к Цою выруливает неприятной наружности человек с двухдневной щетиной, на приколотом к несвежей рубахе бейдже надпись: «Ответственный пожарный Сидоров»:

– Слышь, ты, здесь курить не положено! – заявляет он Цою.

– Это Виктор Цой, приятель, – вполне миролюбиво говорит ему Нугманов.

– Да мне насрать, пусть хоть сам Папа Римский!

Цой продолжает невозмутимо курить, а Рашид молниеносно бьет хама по морде. Пожарный летит кувырком, вскакивает и начинает свистеть в свисток. Со всех сторон бегут милиционеры...

 

В милицейском пикете «России» – арестованные Нугманов и Цой. Они сидят за решеткой, прикованные наручниками, слегка помятые, с выбившимися из брюк рубахами, у Нугманова надорван лацкан смокинга, а у Виктора на щеке кровавая ссадина. Напротив, по другую сторону решетки сидит пожарный Сидоров с подбитым глазом, победоносно посматривающий в их сторону. Немолодой лейтенант милиции монотонно читает протокол:

– ...на замечания ответственного пожарного Сидорова И.И. прекратить курить в фойе Государственного киноконцертного зала «Россия» реагировали неправильно, при этом оскорбили физически его личность...

– Уважаемый, – спокойно говорит Нугманов милиционеру, – у нас через пять минут премьера фильма. Нас люди ждут.

– Твоя следующая премьера будет на скамье подсудимых, – зло бурчит пожарный, держа под глазом мокрый компресс.

– Потерпевший, помолчите, – усталым голосом говорит лейтенант и вдруг вскакивает со стула, – в пикет врывается полковник милиции в фуражке, очках с дымчатыми стеклами и почему-то в черных кожаных перчатках. С ним кто-то из фестивальных организаторов, который, увидев за решеткой Цоя и Нугманова, испуганно начинает причитать:

– Сергей Иванович, голубчик, что ж это такое...

Полковник – лейтенанту сквозь зубы:

– Немедленно выпустить.

– Товарищ полковник... – непонимающим тоном начинает лейтенант.

– Я сказал – выпустить! – взрывается полковник. – Там сейчас весь зал разнесут по кусочкам... школьнички.

В это же время Сидоров, абсолютно не понимая, что происходит, начинает глухо рычать, затем вскакивает, судорожно хватается за стул, пытаясь им замахнуться в приступе бешенства, но полковник сильным ударом в челюсть вырубает его. Сидоров валится мешком прямо под ноги полковнику.

Лейтенант, трусливо озираясь на полковника, торопливо выпускает задержанных, те осторожно перешагивают через тело Сидорова.

Виктор говорит Рашиду:

– А здорово ты его вырубил.

– Нет, у полковника это получилось намного профессиональнее.

Полковник, поправляя фуражку и подтягивая перчатки, самодовольно говорит, показывая лейтенанту на лежащего Сидорова:

– А этого в обезьянник. До утра не выпускать, он же пьян как сапожник!

 

Голос ведущего объявляет:

– Создатели фильма «Дикий Восток» – Виктор Цой и Рашид Нугманов.

На сцену зала «Россия» выходят Цой и Нугманов, они не успели привести себя в порядок, поэтому делают это на ходу. Со стороны это выглядит как-то нелепо, и киношная элита, сидящая в первых рядах, непонимающе переглядывается. Рашид смотрит с сожалением на кровавую ссадину на лице Виктора, и… отматывает только что случившиеся событие  назад, словно все, что с ними произошло в фойе и милицейском пикете было просто его кошмарным сновидением…

Они снова с Виктором  в VIP-зале. К Цою подходит ответственный пожарный Сидоров:

– Слышь, ты, здесь курить не положено!

Нугманов как ни в чем не бывало спрашивает пожарного:

– Друг, папирос не найдется? На «Кэмел» меняю!

Такой оборот для Сидорова совершенно неожиданный. Он моментально расслабляется, угощает всех папиросами, закуривает сам…

Цой укоризненно говорит ему:

– Ты меня не узнал?! Ну, ты даешь!

В этот момент в кадр вваливается полковник милиции в фуражке, очках с дымчатыми стеклами и в черных кожаных перчатках вместе с кинофестивальным администратором. До премьеры фильма ровно 5 минут. Все фойе запружено фанатами «Кино». Администратор начинает причитать:

– Сергей Иванович, голубчик, как же наши герои в зал пройдут? Сейчас премьера начнется…

В ответ полковник отдает команду по рации:

– Внимание! Всем постам! Быстро ко мне! Я  нахожусь в зоне VIP.

Со всех сторон бегут милиционеры, они образуют живой коридор вокруг Виктора и Рашида, и те беспрепятственно под аплодисменты фанов проходят в зал.

 

  Зрители тоже встречают своих героев бурными овациями, зал забит до отказа.

– Не судите нас слишком строго, – говорит в микрофон Нугманов, – очень надеюсь, что наша работа вам понравится.

– Удачного просмотра, – добавляет Цой.

Название во весь экран: «Дикий Восток». Затем начинается фильм… Конечно же, зрители, сидящие в зале, смотрят картину целиком – с первого до последнего кадра. Мы же видим ее короткую версию, сжатую по времени до трех минут. В ней рассказывается история о том, как жители бедной деревушки (лилипуты), притесняемые «плохими» бандитами, нанимают для своей защиты «хороших» бандитов. Разумеется, добро побеждает зло. Но хорошие парни все-таки в конце  погибают…

В этом ролике кадры из фильма «Дикий Восток», реально снятого Нугмановым, чередуются с заново снятыми, где актеры играют роли Цоя, Каспаряна, Гурьянова, Тихомирова. Изображение на экране идет под главную музыкальную тему фильма «Кончится Лето» (инструментальная версия).

 

После премьеры все ее главные лица собираются на улице перед залом «Россия». За милицейским оцеплением Нугманов, Цой, участники группы КИНО, лилипуты (маленькие люди, принимавшие участие в съемках), байкеры с девушками из клуба «Ночные волки» во главе с Сашей Хирургом, которые тоже снимались в фильме. Звучит клич Рашида Нугманова

– По машинам!

Нугманов, Цой, «Кино» и лилипуты садятся в огромный «ЗИС», байкеры заводят мотоциклы, общая суета... Наконец выстраивается колонна: впереди «ЗИС», затем байки с колясками и просто двухколесные мотоциклы. Вся процессия под иступленные крики фанатов торжественно проезжает мимо огромнейшего рекламного щита, размеры которого завораживают, – он протянулся вдоль всего фронтона «России». Вверху щита на всю длину тянется темно-красная надпись «Новый фильм Рашида Нугманова «Дикий Восток», под ней четыре портрета музыкантов группы «Кино» в самурайской одежде, высотой в 20 метров. В правом нижнем углу щита изображен с пассажирами тот самый «ЗИС», который как раз и делает в этот момент проезд мимо щита.

 

Московский особняк. Это бывшая резиденция бывшего премьер-министра СССР Николая Ивановича Рыжкова. Создатели фильма выбрали его в качестве места проведения закрытой презентации для журналистов и своих. Все собрались в холле, где стоят столы с обильной закуской и выпивкой, здесь же огромный работающий телевизор, канал «РТВ». Нугманов говорит гостям:

– Добро пожаловать в бывшую резиденцию бывшего премьер-министра СССР Николая Ивановича Рыжкова. На днях он выехал из этих апартаментов, и мы решили провести презентацию «Дикого Востока» в этом особняке. Кстати, Рыжков по-прежнему живет в доме напротив (Рашид показывает рукой в окно на дом через дорогу). Вполне возможно, что он за нами наблюдает сейчас из своих окон...

Чей-то голос:

– Ловко устроился – через дорогу ходить на работу.

По «РТВ» тем временем начинают показывать фестивальную хронику, на экране Борис Берман, как всегда элегантный, с бабочкой и в смокинге:

– Сегодняшний день фестиваля прошел под знаком «Дикого Востока»... – в холле начинается оживление, возгласы «Тише, тише!», звук телевизора делают громче. – В то время как практически все кинопоказы проходят в полупустом зале, просмотр «Дикого Востока» вызвал неподдельный интерес у публики. (Показывается толпа у «России», выход на сцену Нугманова и Цоя, проезд группы на «ЗИС»е мимо рекламного щита). Мы уже забыли, что такое «лишние билетики» перед входом в зал «Россия», но сегодня вспомнили. Факт участия в фильме Виктора Цоя заставил приехать сюда его поклонников со всего Союза. Есть чувство, что они не разочарованы (последние слова вызывают в фойе бурю восторгов).

 

Тот же вечер. Еще светло. Крыша особняка. Вокруг аппаратура – усилители, колонки, стоят столы с закуской. Вечеринка продолжается. Группа «Кино» играет песню «Когда твоя девушка больна» из нового альбома, который вышел как раз перед кинофестивалем. Вокруг гости, журналисты. На крышах соседних домов, а также внизу люди, – по большей части фанаты, но есть и зеваки. Случайные прохожие, так же как и все, задирают головы, пытаясь понять, что же здесь происходит. Музыка играет громко. Очень скоро собравшаяся внизу толпа перекрывает уличное движение. Слышится милицейская сирена. С двух сторон к особняку подъезжают милицейские машины. Из громкоговорителя доносится голос с металлическими нотками:

– Граждане, немедленно освободите проезжую часть!

На крышу особняка поднимается милицейский наряд. Это скандал. Музыка прерывается на полуноте...

 

На следующий день, в ресторане гостиницы «Россия». В зале нет никого, кроме Цоя. Виктор сидит за абсолютно пустым столиком (нет ни салфеток, ни пепельницы) и курит сигарету. Пепел стряхивает под стол. Он ждет Нугманова.

В ресторан входит Нугманов с кипой утренних газет. Подходит и швыряет их на стол.

– На, Витя, полюбуйся... «Большая жратва», «Пир во время чумы», «Дебош в резиденции Рыжкова» (Рашид зачитывает газетные заголовки) – это все про нас. О художественных достоинствах фильма ни слова.

Цой листает газеты.

Мимо тенями бродят с нахальными рожами официанты. Нугманов спрашивает одного из них:

– Нам когда-нибудь принесут поесть?

Официант заученно отвечает:

– Обслуживание только по предъявлению талонов.

– Какие еще, к черту, талоны?

– Талоны фестивального оргкомитета, дающие право на обслуживание в ресторане...

– Да что за ерунда, мы есть хотим!

Поднимается шум. К столику подходит метрдотель.

– Граждане, или предъявите талоны, или мы вызываем милицию...

Нугманов, закатив глаза от возмущения:

– Ладно, Витя, пошли отсюда.

На выходе из ресторана он говорит Виктору:

– Ничего нам не светит... Мне сегодня из оргкомитета пригласительные передали на церемонию закрытия фестиваля...

– Ну и?

– Места там у нас где-то сбоку, я специально посмотрел... Знающие люди говорят, что награждаемых на церемонии закрытия рассаживают всегда рядом с центральным проходом... Да если бы нам светило награждение, они бы давно нас предупредили!

– Вроде, все нормально шло...

– Витя, не обольщайся нашей шумной премьерой. Там на самом деле твои фанаты правили бал. Теперь главное, чтобы у фильма прокат прошел нормально, остальное уже неважно. Так что спокойно поезжай в Таллинн. В Москве оставаться – только расстраиваться.

 

Общий план едущего поезда. Крупный план – табличка с надписью «Москва – Таллинн».

Группа «Кино» – Цой, Каспарян, Гурьянов, Тихомиров, а также ди-джей Хаас, который стал полноправным участником группы – сидят в вагоне-ресторане. Все курят и пьют красное вино. Под потолком на кронштейне подвешен телевизор, программа Центрального телевидения.

За столом обсуждается предстоящее выступление на фестивале в Таллинне, –  в частности, тот факт, что «Кино» играет на большой сцене, а «Аквариум» – на малой. По телевизору начинается программа Ивана Демидова «Музобоз» (традиционная заставка программы с перепевкой музыкальной темы из Маккартни).

Иван Демидов рассказывает о начале фестиваля «Рок Саммер» в Таллинне:

– На фестивале «Рок Саммер» в Таллинне будут играть две ленинградские группы – «Кино» и «Аквариум». Группа Виктора Цоя своим концертом в Таллинне открывает тур по стране, приуроченный к выходу их нового альбома «Кончится лето». Кстати, в состав «Кино» вошел новый участник – настоящий ди-джей, который играет в группе на равных с остальными музыкантами. Это очень смелое и нестандартное решение, которое ставит группу КИНО в один ряд с западными поп-звездами…

Все дружно чокаются за успех нового тура.

Титр: Таллинн. 20 июля 1991 года.

Поезд «Москва – Таллинн» прибывает на перрон таллиннского вокзала. С перрона видна крепостная стена Вышгорода. На перроне куча встречающих – в основном фанаты «Кино», одетые в черное. Пара съемочных групп (одна из них японская), а также секьюрити, обеспечивающие безопасность группе. Под визг фанов из вагона №7 по очереди выходят с инструментами Юрий Каспарян, Георгий Гурьянов, Игорь Тихомиров, Алексей Хаас и Виктор Цой. Все в черных очках, не выспавшиеся, слегка помятые. Выход последнего сопровождается бурей оваций. Какой–то подросток исступленно кричит:

– Витя, посмотри на меня! В-и-и-тя-я, посмотри на меня!

Цой смотрит, улыбаясь, на подростка и вполголоса добродушно говорит самому себе:

– Лучше посмотреть, а то...

– ...Еще обоссытся, – заканчивает фразу за него идущий рядом Игорь Тихомиров.

На перроне с помощью секьюрити образовывается живой коридор, – группа следует к своему лимузину. Внимание Цоя привлекает девушка японской наружности, стоящая в одиночестве и с интересом наблюдающая за ним. На ней черные джинсы и красный свитер-водолазка. Она очень красива и совершенно непонятно, что она делает здесь. Это Акико Ватанабе, которой Цой дал автограф в клубе «Котобуки». Он ее не узнает. Секьюрити ловит взгляд Виктора и говорит ему с характерным эстонским акцентом:

– В этом году на фестиваль приехало много японцев – и музыканты, и журналисты, и даже зрители... Просто какая-то восточная экспансия.

 

Виктор и японка смотрят друг на друга.

 

Музыканты группы «Кино» по очереди садятся в длинный лимузин. Он красиво отъезжает под восхищенными взглядами окружающих. Кто-то из знающих людей замечает:

– Вот это демократия, я понимаю! Вся группа в одном авто. Вчера, между прочим, музыканты Гребенщикова были посажены в автобус, а сам Боб поехал в лимузине.

– Вот поэтому Боб играет на малой сцене, а «Кино» на большой.

 

Огромное Певческое поле. На нем море фланирующих людей. Здание концертного комплекса.

На закулисной террасе второго этажа концертного комплекса заканчивается пресс-конференция с «Кино». Мужчина с бородой и бейджем, на котором написано по-английски «Erki Berends-press-chief» объявляет присутствующим в зале по-русски с эстонским акцентом:

– В заключение сообщаю, что новый альбом «Кино»можно приобрести в пресс–центре за 25 оккупационных рублей (присутствующие в зале московские журналисты возмущенно переглядываются). А теперь автограф-сессия Виктора Цоя...

Цоя обступают журналисты, подсовывая ему программу фестиваля, конверты пластинок «Кино», афишки... Виктор подписывает их, на всех пишет одно и то же – «Удачи! Виктор Цой».

Боковым зрением он замечает стоящую в сторонке японку в красной водолазке. Он узнает ту самую девушку с вокзала.

Когда от Цоя отстают журналисты, она тоже подходит к Виктору и протягивает ему для автографа какую-то книжицу. Он машинально берет ее и хочет расписаться, но видит на обложке свой собственный ксерокопированный рисунок – ветвистое дерево без листьев. Крупный план – обложка книжицы с рисунком Цоя и его автографом «Удачи! Виктор Цой». В изумлении он спрашивает:

– Что это?

И, спохватившись, переспрашивает по–английски:

– Что это?

– Это японский фэнзин «Виктор».

– Кто его редактор?

– Я... Простите, Виктор, что не представилась. Я Акико Ватанабе, рок-журналистка, работаю корреспондентом токийской музыкальной программы «Как дела?» Этот автограф я у вас взяла после концерта в клубе «Котобуки»... Я хотела бы договориться с вами по поводу эксклюзивного интервью...

– Наверное, все-таки лучше сначала посмотреть концерт...

– Конечно, я с удовольствием послушаю «Кино» в электричестве, будет с чем сравнить. Я была в «Котобуки» на вашем сольнике. Просто я боюсь, что после концерта вы будете недосягаемы... И интервью не случится, так что лучше сейчас. Мои ребята готовы.

И Акико многозначительно показывает на лохматых японских операторов с камерой, стоявших в сторонке. Цой их узнает, – они снимали его на вокзале.

Цой с интересом рассматривает Акико – что еще такое она учудит – и говорит:

– Что ж, давайте, только недолго.

– Отлично, нам хватит десяти минут.

Акико повелительно хлопает операторам в ладоши и говорит на японском:

– Быстро, работаем.

 

Виктор и Акико стоят у широкого окна концертного комплекса, из которого видна панорама залива. Рядом операторы с камерой – идет запись интервью. Акико спрашивает, Цой отвечает. Виктор весьма разговорчив,  видно, что ему нравится говорить с Акико. На них обращают внимание окружающие, но они все люди культурные и не вмешиваются.

После интервью. Цой стоит на том же месте и курит. Акико с ним нет. Глазами Виктора мы видим, что Акико в стороне разговаривает с каким-то японцем, он ей передает какой-то конверт. Видно, что она чем-то расстроена.

 

Пустая сцена главной площадки. На ней стоят комбики и инструменты, сцена темная, людей нет. Слышен рев толпы. На поле скандируют:

– «Ки-но»! «Ки-но»!

Цой, Каспарян, Тихомиров, Гурьянов и ди-джей Хаас идут по тускло освещенным коридорам к сцене. До них доносятся крики толпы.

 

«Кино» на главной сцене начинает свой сет с песни «Кончится лето». Позади музыкантов черный задник с эмблемой фестиваля – гитарист на фоне купола с надписью «Rock Summer 1991». Все Певческое поле забито до отказа зрителями. Где-то сбоку у сцены стоит Акико, но Виктор ее не видит. В гуще толпы над головами реют знамена, одно из них  черное, на нем хорошо читается белая надпись «Кино».

 

Акико после концерта прогуливается в задумчивости по пустынному берегу залива. Вдали виднеется громада пиритского монастыря. Музыку с Певческого поля почти не слышно. Она размышляет над тем, что ей делать. В памяти всплывают различные эпизоды.

Череда флэш-бэков:

1. Японец дает Акико конверт с авиабилетом:

– Ты вылетаешь завтра утренним рейсом.

2. Виктор, улыбаясь во время интервью:

– Нас поселили в отеле «Олимпия». Вы тоже там? Что ж, встретимся утром во время завтрака...

3. Акико на концерте Виктора в клубе «Котобуки» восхищенно смотрит на него и шепчет:

– Боже, какой он высокий...

4. Акико и Виктор на перроне вокзала смотрят друг на друга.

5. Виктор говорит во время интервью:

– Из моего номера на 14–м этаже открывается поразительный вид. Таллинн с высоты птичьего полета – это нечто, заходите, посмотрим на город вместе, мой номер 1414, легко запомнить.

 

Ночной Таллинн. Кое-где еще ездят машины, но пешеходов на улицах почти нет. Город спит. Мы видим силуэт здания устремившегося вверх, на крыше которого горят неоновые огни с надписью – «Hotel Olympia». В некоторых номерах еще горит свет. Над зданием летают чайки.

14–й этаж. Акико идет по коридору к номеру 1414. Стучит в дверь. Долго никто не открывает. Потом щелкает замок, дверь распахивается и перед ней Виктор. Кажется, он не удивлен, – или это его природная восточная сдержанность?

Акико говорит по-английски, ей неловко за поздний визит, и она сомневается, что ей рады:

– Простите, я так поздно... Дело в том, что завтра я улетаю, и я обязательно должна была попрощаться с вами... потому... потому что...

Ей очень трудно сказать эти слова, она непроизвольно переходит на японский и с мукой на лице говорит Виктору:

– Я люблю тебя...

Виктор не понимает, смотрит ей в глаза и говорит по–русски:

– Что? Я не понимаю.

Акико опять говорит по-японски, она уже готова разрыдаться:

– Я люблю тебя, Виктор...

Наконец он понимает ее и молча смотрит на Акико...

 

Чайка парит над крышей отеля «Олимпия». Она делает еще один круг и летит дальше вниз. Почти все окна темные. Но вот в одном окне мелькнул свет. Глазами чайки мы видим, как в номере стоят двое – мужчина и женщина. Это Акико и Виктор, не говоря ни слова, смотрят в глаза друг другу. Они стоят на месте, но нам кажется, что они медленно кружатся в танце. Еще мгновение, и их губы соединяются.

Титр: Киев. 18 августа 1991 года.

Подъезд гостиницы «Украина». Из машины выходят Цой и Каспарян, о чем-то разговаривая. Вокруг нет людей, на удивление нет и вездесущих фанатов. Гуляющая на длинном поводке лохматая собачка пускает струйку на одно из колес лимузина. Затем, учуяв Цоя, угрожающе рычит.

Цой насмешливым тоном:

– Ой, как страшно! Боюсь, боюсь...

Хозяйка собачки:

– Джерри, как тебе не стыдно. Смотри, какие хорошие ребята. – Она уводит собачку в сторону.

Цой с Каспаряном проходят в гостиницу. Виктор ради шутки спрашивает:

– Юрик, ты не знаешь, почему меня перестали любить собаки?

Каспарян:

– Главное, Витя, чтобы тебя не разлюбили фанаты, а собаки... бес с ними.

 

В номере гостиницы Каспарян и Цой, каждый занимается своим делом. Оба курят. Работает телевизор, но его никто не смотрит. По Центральному телевидению показывают программу из цикла «Тайны ХХ века». На фоне хроники Второй мировой войны (черно–белая съемка) голос диктора сообщает:

– Эта история в официальном историческом варианте проста. Заместитель Гитлера по партии Рудольф Гесс 10 мая 1941 года в 17 часов 40 минут взлетел с аэродрома фирмы «Мессершмит» близ города Аугсбурга на двухмоторном истребителе «Ме–110». В 22 часа 15 минут Гесс покинул самолет и на парашюте приземлился в Шотландии, где сдался в плен англичанам.

Международный трибунал в Нюрнберге в 1946 году приговорил Гесса к пожизненному заключению, которое он отбывал в западноберлинской тюрьме Шпандау вплоть до 18 августа 1987 года – дня своего самоубийства.

Почему Гесс 50 лет назад улетел в Великобританию? Официальная версия гласит: Гесс летел с санкции Гитлера и вез английскому правительству предложения о мире или перемирии. До начала войны с СССР оставалось меньше полутора месяцев, и немцы не хотели воевать на два фронта.

Есть и другая версия, неофициальная. Общеизвестно, насколько почитаем в руководстве Третьего рейха был оккультизм и, в частности, астрология. Гитлер, Гесс, Гиммлер и многие другие вожди Германии свято верили предсказаниям различных астрологов. Одно из них лично касалось самого Гесса, который, по словам предсказателя, должен был закончить жизнь с петлей на шее в 1946 году на территории Германии. Как известно, осенью 1946 года после окончания Нюрнбергского процесса все главные нацистские преступники были приговорены к повешению. Все, кроме Гесса.

Гесс верил в предопределение. Поэтому в мае 1941 года полетел в Шотландию, якобы с миссией мира. Расчет верный – для того, чтобы изменить судьбу или хотя бы получить отсрочку, надо поменять среду обитания. Он обманул судьбу на 41 год.

Любопытно, что в марте 1987 года Михаил Горбачев предложил освободить престарелого нацистского преступника, но англичане были против. Как знать, может быть, для Гесса его освобождение явилось бы новым...

Программа прерывается на полуслове. Диктор объявляет о том, что через несколько секунд с официальным заявлением выступит Президент СССР Михаил Сергеевич Горбачев.

Каспарян говорит Цою:

– Вить, он, по-моему, сейчас в Крыму отдыхает...

– Ну, вот из Крыма, наверное, и поговорит с народом.

На экране Горбачев. За его спиной Кремль. Лицо у Горбачева совсем белое, он не похож на человека, который две недели подряд загорал под крымским солнцем. Глаза Горбачева жестко смотрят на нас с экрана, он холодно читает текст:

– Дорогие соотечественники! Я обращаюсь к вам в критический для судеб Отечества и наших народов час! Группа заговорщиков из числа высокопоставленных чиновников на днях намеревалась осуществить государственный переворот. Это преступление было пресечено благодаря решительным действиям Президента СССР и близких к нему людей, которым дорого понятие свободы. Все заговорщики арестованы и отстранены от занимаемых должностей. Генеральная Прокуратура СССР возбудила уголовное дело в отношении всех лиц, участвовавших в заговоре.

В связи с тем, что Политбюро ЦК КПСС не выступило против государственного переворота, считаю, что оно должно самораспуститься. Со своей стороны, не считаю для себя возможным дальнейшее выполнение функций Генерального секретаря ЦК КПСС и слагаю соответствующие полномочия с сегодняшнего дня.

Верю, что демократически настроенные коммунисты выступят за создание на новой основе партии, способной вместе со всеми прогрессивными силами активно включиться в продолжение коренных демократических преобразований нашей Родины.

На экране телевизора заставка с Кремлем. Диктор:

– Вы смотрели официальное заявление Президента СССР Михаила Сергеевича Горбачева.

Виктор говорит в изумлении:

– Е…ать мой лысый череп!

Каспарян ничего не говорит, он вообще потерял дар речи. Открывается дверь, входит администратор «Кино».

– Витя, только что звонил директор «Зоопарка», у них осенью десятилетие группы, спрашивает, будем ли мы у них выступать на юбилее...

Ему никто не отвечает. Администратор в шоке:

– Ребята, что с вами?

Но все по–прежнему молчат.

Титр: Киев. 19 августа 1991 года.

Берег киевского озера Тельбин. Звучит инструментальная тема песни «Кино» «Дальше действовать будем мы». Общий план – одиноко стоящее ветвистое дерево на песчаном берегу озера и маленькие фигурки трех парней, медленно приближающихся к нам под пульсирующие ритмы. Это Цой, Гурьянов и Каспарян. Они решили вспомнить одно из съемочных мест короткометражного фильма «Конец каникул», снятого летом 1986 года в Киеве.

Каспарян:

– Просто не верится, а ведь с тех пор пять лет прошло. Вроде все как было, вон дерево стоит, песочек...

Цой:

– Тогда холодней было... Да и радиации сразу после чернобыльской катастрофы, наверное, больше.

Гурьянов:

– Да, только красное вино нас и спасало.

Каспарян:

– Вить, а помнишь, как ты, набравшись, свалился в канаву, а я тебя выручал оттуда.

Цой:

– Не-а, ни фига не помню. А что, действительно свалился? Неужели так пьян был?

Все дружно смеются.

Гурьянов:

– А помните, как нас у памятника чекистам на площади Дзержинского киношники разыграли?

Цой и Каспарян:

– Нет, а что там было?

Гурьянов:

– Да мы с Тишей на травке рукопашный поединок устроили... А вокруг же расставлены таблички «По газонам не ходить», вот режиссер, сволочь такая, испугался, что нас менты за это свинтят, и сказал нам, что в траве радиации больше накапливается. Ну, мы с Тишей оттуда выскочили, как ошпаренные.

Все хохочут.

В кадр влетает взмыленный администратор:

– У-ух, наконец-то вас нашел. Через полчаса настройка звука во Дворце спорта, Тиша уже там... Все поворачивают в сторону дороги...

Администратор:

– Слышали, что народ говорит!? Министр внутренних дел Пуго, один из главных заговорщиков, застрелился, когда его брали дома... Говорят, что в Форосе двойник Горбачева отдыхал, а сам он в Москве все время был, – руководил нейтрализацией заговора. Личный советник Пуго был его осведомителем... Кстати, по радио объявили о том, что завтра в Москве состоится подписание нового союзного договора. Девять республик из пятнадцати его подписывают...

Цой безрадостно:

– Чувствую я, что скоро в Прибалтику будем ездить по визам.

Все садятся в машину, и она отъезжает.

 

Через несколько часов в киевском Дворце спорта. Цой и администратор выглядывают из–за кулис. Освещенный зал заполнен наполовину.

Цой:

– Почему так публики мало?

Администратор:

– Организаторы сказали, что билеты пошли только перед самым концертом, а так месяц мертво стояли... Зато, по слухам, у «Технологии» на днях намечается аншлаг...

Цой:

– Где?

Администратор:

– Здесь же. Через два дня. У них афиши по всему Киеву содраны. Это верный признак успеха. Я сам видел. А наши афиши висят нетронутые... Кстати, Витя, директор «Зоопарка» опять звонил по поводу их юбилея. Что ему ответить?

Виктор, как будто во сне:

– Мы же в туре. Сыграть не сможем. Так и ответь.

Через короткий промежуток времени. Цой снова за кулисами. Под интерлюдию «Кино» Цой выходит на сцену. Его походка тяжела, словно в подошвы кроссовок залит свинец. Он с тоской смотрит в полупустой зал.

 

Титр: Москва. 3 октября 1991 года.

Виктор в московской квартире один. У него депрессия. Выглядит плохо. Вокруг него беспорядок, квартира не прибрана, – пустые бутылки, разбросанная одежда, скомканные листы бумаги с черновиками. В его руках акустическая гитара. В который раз он берет одну и ту же ноту, но все бесполезно, – мелодия не рождается.

Раздается телефонный звонок. Виктор берет трубку.

Голос подростка, говорит скороговоркой и сразу бросает трубку:

– Цой – ты говно...

Виктор, не теряя самообладания, снова берет в руки гитару, снова звучит прежняя нота, но все бесполезно, – мелодии нет. Размашистым ударом он с удовольствием разбивает гитару о стенку. Во все стороны летят обломки.

 

Через какой-то промежуток времени. Виктор по-прежнему в квартире один. Вокруг полный хаос. Его состояние напоминает ломку наркомана. Он то лежит, то сидит, то ходит, как лунатик по квартире со стеклянными глазами. Периодически звонит телефон, но он не отвечает, как будто не слышит звонка. Пьет из горлышка коньяк.

 

Череда флэш-бэков. Голоса звучат глухо, словно из могилы.

1. Юрий Айзеншпис дает приговор:

– Ты похоронишь группу...

2. Администратор «Кино»:

– Публике не нравится ди-джей в группе…

3. Музыканты «Кино»:

– Концерт провальный – меньше половины зала...

4. Администратор «Кино»:

– Во всех городах одно и то же – аншлаговые концерты у «Технологии», наши билеты в продаже стоят мертво, без всякого движения...

5. Виктор с раздражением администратору:

– Я больше не буду выступать в пустом зале...

Администратор в ответ:

– Группе придется заплатить неустойку... У нас расписано больше двадцати концертов...

6. Виктор объявляет всем участникам «Кино»:

– Я прерываю тур и распускаю группу. «Кино» больше нет...

7. Стая фанатов группы «Кино» с самодельными плакатами скандирует:

– Цой –  предатель!

8. Виктор говорит заплаканной Наташе:

– Мы не можем быть вместе...

Последняя фраза звучит как эхо. Опять звонит телефон (в квартире наведен полный порядок, но новой гитары нет).

Виктор осунувшийся, но уже переживший свою трагедию, уставшим голосом отвечает:

– Алло?

Встревоженный голос Акико (говорит по-английски):

– Виктор, здравствуй, что с тобой? Ты болен?

– Акико?.. – Голос у Виктора дрожит, он не может говорить, потому что готов расплакаться, – у него сдали нервы.

Акико радостно:

– Ты не забыл меня?.. Нет, не забыл. Я счастлива... Только, пожалуйста, не молчи... Я так долго тебя искала... Кикудзи мне помог тебя найти... Не молчи...

Виктор уже пришел в себя:

– Какое сегодня число?

– 25 октября.

– Что-нибудь случилось?

– Да, случилось... Твоя песня «Кончится лето» на первом месте в национальном хит–параде Японии...

– Не может быть!

– Нет, это правда. Кикудзи отдал на радио ваш альбом... Он сказал, что песня продержится в хит-параде несколько недель...Тебе нужно как можно быстрее приехать в Токио.

Последняя фраза звучит как эхо.

 

Виктор выходит из квартиры на лестничную площадку. На разрисованных стенах хорошо читается свежая надпись красной краской «Цой – гандон. Верни нам «Кино»». Виктор на надписи не смотрит и быстро спускается вниз по лестнице.

В это время у парадного подъезда какой-то подросток колотит палкой по лобовому стеклу припаркованного темно-синего «Москвича». Стекло идет мелкими трещинами. Увидев выходящего из подъезда Виктора, пацан смывается. Виктор, не обращая никакого внимания, проходит мимо. Затем, пройдя с десяток шагов, все-таки оглядывается. Глазами Виктора мы видим, что шины у его машины проколоты.

 

Виктор на дороге ловит такси.

 

Виктор в такси на заднем сидении. Рядом с ним небольшая спортивная сумка. Машина едет в аэропорт, за окном мелькают облетевшие деревья. Чувствуется, что на пороге зима.

В машине работает «Радио Rocks». После позывных станции звучит голос ди–джея:

– Мы продолжаем новости... Вчера в цирке на проспекте Вернадского прошел концерт, посвященный десятилетию группы «Зоопарк». Кроме юбиляров, в нем приняли участие группы «Аквариум», «Секрет», «Алиса» и другие. По словам очевидцев, самое горячее выступление было у «Зоопарка», а сам Майк был просто в ударе. Напомню, что двумя днями раньше с теми же участниками юбилейный концерт прошел и в Ленинграде. Вчера же в Кремле президент обновленного Союза Михаил Горбачев вручил Михаилу Науменко недавно введенный Орден Почета, кавалером которого Науменко стал одним из первых. Поговаривают, что Горбачев сделал предложение своему тезке стать его советником по культуре... Теперь о печальном. Только что стало известно, что Виктор Цой (водитель бросает взгляд на Виктора через лобовое зеркало) сегодня улетает в Японию... искать счастье на другом конце света... Что ж, скатертью дорожка... вот скаламбурил... Давайте лучше вспомним группу «Кино», – хорошая была группа.

Звучит песня «Пачка сигарет».

Такси подъезжает к аэропорту «Домодедово». Глазами Виктора мы видим группу фанатов с плакатами «Цой – предатель!» Они кричат:

– Пусть катится к своим узкоглазым!

Виктор таксисту:

– Высадите меня подальше отсюда.

Таксист понимающе кивает головой и проезжает дальше. Фаны их не замечают.

 

Цой с сумкой идет один по длинному коридору. Впереди пост. Там стоят пограничники с собакой. Инстинктивно Цой замедляет шаг.

Крупный план – оскаленная морда овчарки. Собака рычит на Цоя. У нее буквально шерсть встала дыбом.

– Пожалуйста, пройдемте сюда, – говорит пограничник.

 

В небольшой комнате Цоя обыскивают два пограничника. Овчарка здесь же, продолжает рычать на Цоя. Виктор говорит недоуменно:

– Что вы ищете? Скажите мне, я вам подскажу!

– Гражданин, вас пока ни о чем не спрашивают.

Перетряхнув всю сумку и ощупав Цоя с ног до головы, первый пограничник говорит второму под несмолкающий лай собаки:

– Все чисто!

Пограничники отпускают Цоя.

Первый пограничник:

– Ты что-нибудь понимаешь?

– Нет.

– Я тоже. Да уйми ты, наконец, собаку!

 

Цой стоит один в туалете перед зеркалом с выдвинутой вперед челюстью и внимательно смотрит на свое отражение.

– Почему? – спрашивает он у самого себя. Ответа нет.

Он опускает глаза вниз. Достает из кармашка сумки почтовые конверты. Крупный план – адрес получателя: г. Ленинград, ул. Рубинштейна, д. 13, Рок-клуб, Виктору Цою. Виктор рвет письма. Зеркальное отражение Цоя смотрит на Виктора и криво усмехается.

 

Цой сидит в хвосте самолета и смотрит из иллюминатора на пробегающий мимо силуэт здания аэропорта. Где-то вдали на пандусе группа скандирующих фанатов.

Самолет взлетает.

 

Цой смотрит в черноту иллюминатора и безмолвно плачет.

 

Крупный план – надпись по-английски и по-японски «Аэропорт Токио».

 

Виктор идет по зеленому коридору аэропорта, японские таможенники и пограничники его не проверяют – для них он свой.

Он входит в зал встречающих и не видит Акико, – ее точно здесь нет.

Вдруг со всех сторон к нему подбегают люди – это журналисты, телевизионщики с видеокамерами, девочки-фанатки... Все происходящее для Виктора – словно дежа вю. Он по-восточному бесстрастен. Шестое чувство подсказывает ему оглянуться, и он видит Акико. Она стоит у стенки с желтым букетом цветов и лучезарно улыбается Виктору. Рядом с ней стоит радостный Кикудзи.

Глазами Акико мы видим, как Виктора обступают со всех сторон низкорослые японцы. Он привычно раздает автографы, смотря на них сверху вниз.

 

Машина с Акико, Виктором и Кикудзи едет по вечернему Токио. В окнах автомобиля отражается неоновый свет рекламных инсталляций. Кикудзи сидит на переднем сиденье и о чем-то оживленно рассказывает Виктору. Виктор его не слушает. Он и Акико сидят на заднем сиденье. Акико положила голову на плечо Виктора.

Она ему говорит шепотом:

– Мне нужно тебе сказать что-то очень важное ...

– Это секрет? – спрашивает ее Виктор.

– Это наш с тобой секрет... У нас будет ребенок.

Акико улыбается, и Виктор улыбается ей в ответ.

Акико еще крепче прижимается к Виктору, спрашивает его:

– Кого ты хочешь больше, – девочку или мальчика?

Виктор, раздумывая:

– Я хочу девочку. А ты?

– Я тоже.

 

Акико и Виктор в редакции токийского музыкального журнала «Burrn!» На стенах обложки журнала. Акико подает секретарю бланк с текстом объявления (голос за кадром: «Текст объявления: срочно требуются музыканты для создания рок-группы).

Секретарь:

– Ваше объявление будет опубликовано через две недели.

 

Виктор и Акико в музыкальном магазине выбирают гитары для Виктора.

 

Виктор перед компьютером, щелкая мышкой, читает банк вакансий безработных музыкантов (голос за кадром: «Банк вакансий рок-музыкантов»), на экране монитора появляется рекламный баннер (голос за кадром: «Хит сезона – новая компьютерная игра» Две жизни Рудольфа Гесса»), Виктор щелкает мышкой, баннер пропадает.

 

Виктор и Акико едут в поезде в Киото. За окном гора Фудзи.

 

Виктор и Акико гуляют в Киото.

 

Виктор и Акико едут в поезде обратно в Токио. За окном гора Фудзи.

 

Акико учит Виктора японскому языку. Виктор смешно произносит выученные фразы. Акико смеется.

Виктор учит Акико русскому языку. Акико смешно произносит выученные фразы. Виктор смеется.

 

Акико и Виктор устраивают конкурс по отбору музыкантов для группы. Но все претенденты оказываются какими-то карикатурными, и Виктор всем отказывает.

 

Акико и Виктор едут в «Тойоте» (за рулем Акико) по пригороду Токио. Это район одноэтажных домиков, почти хибар. Здесь располагаются репетиционные точки молодых токийских рок-групп, – вотчина свободных художников. Из разных домиков доносится отголоски разной музыки, – где-то слышна плачущая блюзовая гитара, где–то хард–коровый рев, где-то трип-хоповый скрэтч. Они на небольшой скорости проезжают мимо колоритных персонажей, бросающих косые взгляды на машину Акико (других машин на улице нет). Одеты все очень пестро, многие с крашеными волосами и экзотическими прическами...

Акико смотрит на номер дома:

– Кажется, здесь.

Припарковывает машину.

– Как называется группа?

– «Огненные драконы». Я была на их концерте в клубе «Котобуки». Кстати, на следующий день после твоего концерта.

– «Огненные драконы»? Что ж, неплохо звучит... Что играют?

– У них нет своего материала. Они делают кавер-версии «The Cure», но очень здорово. Не хуже оригинального.

– Мне нравится «The Cure»...

– Я знаю, поэтому мы здесь...

– Думаешь, согласятся?

– А что им терять-то!? Все равно ведь сидят без работы...

 

Акико и Виктор стоят под дверью домика, где репетируют «Огненные драконы». Видно, что Акико беременна. Из-за двери доносится мелодия «Колыбельной» «The Cure». Они громко стучат в дверь. Им кричат:

– Входите, открыто.

 

Глазами Виктора мы видим, как в маленькой репетиционной комнате, все стены которой завешаны одеялами для звукоизоляции, четыре мрачных молодых японца с всклокоченными волосами играют на музыкальных инструментах – гитара, бас, клавишные и ударные.

Виктор улыбается – ребята ему нравятся, они ему напоминают раннее «Кино».

Акико пытается представить Виктора, но музыканты говорят «Мы знаем, кто он»... и в знак подтверждения этого начинают играть чуть-чуть измененное вступление к песне «Кончится лето».

Виктор включается в эту игру. Берет микрофон и начинает петь. Куплет на русском, куплет на японском.

Камера отъезжает, и мы видим, что Виктор с «Огненными драконами» находятся на сцене зала. Это клуб «Котобуки».

Появляется титр: 25 декабря 1991 года.

Продолжает звучать «Кончится лето». Весь зал «стоит на ушах», девчонки так визжат, что порой не слышно группу.

Довольный Кикудзи стоит за кулисами и наблюдает за обстановкой. Вдруг его вызывают по рации начальник охраны:

– Почему вы начали концерт, в зал не вошло еще несколько сотен людей...

– Мы и так задержались с началом, больше ждать не могли...

– Вы понимаете, что происходит? Да тут давка началась, вся ответственность на вас...

 

Вход в клуб «Котобуки» с улицы. Чьи-то крики:

– Они уже играют...

Невообразимая давка. Где-то к стене прижата Акико, она одна. Ей страшно, люди все напирают... Слышится звон стекол, крики о помощи.

 

Где-то в середине концерта. Кикудзи с начальником охраны стоят на входе в клуб. Зрители уже все прошли в зал. Глазами Кикудзи мы видим оставшиеся следы побоища – вышибленные двери, на полу осколки стекол, обрывки чьей-то одежды, видны следы крови. Из зала доносятся звуки музыки и рев толпы.

Начальник охраны:

– Пострадавшим оказана помощь в местном травмпункте....Одна беременная доставлена в госпиталь, по дороге туда у нее случился выкидыш.... К счастью, это единственная жертва, могло быть больше.

У Кикудзи потемнели глаза:

– Известно, кто она?

Начальник охраны запрашивает в рацию:

– Как зовут пострадавшую?

– Акико Ватанабе.

 

После концерта в гримерной. Мокрый от пота Виктор, обнаженный по пояс, встревоженно спрашивает у Кикудзи:

– Где Акико? Ты ее видел?

– Она попала в госпиталь, – после длинной паузы говорит он.

Виктор поражен, у него нет слов...

– Ты знал об этом и ничего мне не сказал...

– Они бы разнесли весь зал...

Виктор тихо говорит по-русски, смотря с ненавистью на Кикудзи:

– Я тебе это никогда не прощу.

 

Виктор с остекленевшими глазами на заднем сидении машины. В этот момент в его памяти возникает неприятный образ лающей собаки.

 

Виктор сидит на стуле в палате у Акико.

Она плачет и говорит ему:

– Это была девочка... Прости меня за то, что я не уберегла ее...

Виктор держит Акико за руку, у него в горле ком, ему очень жаль Акико. Он говорит:

–Я люблю тебя...

 

Раннее утро. Акико дома, стоит босая в рубашке Виктора и смотрит в окно. Виктор, сидя на кровати, с нежностью и тревогой наблюдает за ней. Она чувствует его взгляд и оборачивается. Виктор пытается ей улыбнуться, но это вымученная улыбка…

 

День. Колышащиеся от ветра верхушки деревьев… Виктор и Акико гуляют в парке. Они одни, но не одиноки.

 

Вечер. Улица Токио. Автомобильная пробка в центре города. В одной из машин, застрявшей в пробке, сидит Кикудзи. От нечего делать он переключает радиоканалы.

 

Титр: Токио. 17 мая 1992 года.

 Токийский офис Виктора в центре города. На стенах в рамках висят концертные афиши Цоя и «Огненных драконов», золотой диск «Кино» «Кончится лето», выпущенный в Японии… В офисе на кожаном диване сидят  Виктор и Акико. Они смешно общаются  о чем-то своем  сразу на трех языках – русском, английском и японском. В дальнем углу за столом сидит секретарша-японка, занятая служебными делами.

Открывается дверь и в офис входит Кикудзи.

– Поздравляю вас, – прямо с порога говорит он.

Виктор и Акико непонимающе на него смотрят.

– Как, вы совсем не в курсе? – удивляется Кикудзи, – только что подписан мирный договор с Советским Союзом! Проблема северных территорий наконец-то снята…

– Представляю себе, – говорит с сарказмом по-русски Виктор, – как обрадуются мои соотечественники. Особенно на Дальнем Востоке.

– Что? – спрашивает по-английски Виктора Кикудзи.

– Ничего, – отвечает ему по-английски Виктор.

В этот момент раздается телефонный звонок. Секретарша берет трубку и говорит по-японски:

– Офис Виктора Цоя… Да… Здравствуйте, господин атташе!.. Пожалуйста, подождите…

Секретарша отключает связь и говорит Цою:

– Прошу прощения, Виктор. Звонок из советского посольства. Атташе по культуре просит вас с ним соединить… Что ему ответить?

Виктор смотрит  на Кикудзи. Кикудзи говорит:

– Я могу с ним поговорить…

– Нет, не надо, я сам, – Виктор заинтригован этим звонком из посольства , делает знак секретарше переключить звонок и сам берет трубку, говорит по-русски. – Да, слушаю… Добрый вечер… Нет… Для меня это приятная неожиданность… Вместе с супругой?… Хорошо… Выступить для детей?… Чьих детей?… Без проблем… Но это будет акустическое выступление… О деталях, пожалуйста, поговорите с моим менеджером… господином Кикудзи… Благодарю вас… Всего хорошего, господин атташе.

Виктор спрашивает Акико:

– Ты хочешь попасть на светский раут в советском посольстве?

– ?!

– Нас приглашает Горбачев на прием по случаю подписания мирного договора с Японией…

– А при чем здесь концерт?

– Концерт будет перед приемом для посольских детей. Так сказать, по-русски – в качестве шефской дружбы.

– Не понимаю. Что это значит?

– Не важно. Важно другое – что ты наденешь на прием?

– Хмы. Это же особый случай. Дай подумать.

 

Посольство СССР в Токио. К подъезду подъезжает черный лимузин. Водитель в фирменной фуражке открывает заднюю дверь автомобиля. Крупно: черные мужские ботинки, появляющиеся из дверного проема авто, затем – изящные женские ножки в традиционной японской обуви на толстой деревянной подошве (гета).

Виктор в черном костюме помогает выйти из лимузина Акико. Она одета в кимоно небесно-голубого цвета. Черные волосы убраны в прическу. Акико похожа на гейшу и сказочно хороша. Виктор не может оторвать от нее глаз:

– По-моему, мне следовало прийти сюда в костюме самурая…

– Мы и так с тобой прекрасно смотримся.

Виктор забирает из лимузина черный кофр с гитарой. К ним подходит атташе по культуре, уже немолодой дипломат, здоровается и говорит:

– Прошу следовать за мной. Ваш концерт мы можем начать через несколько минут…

 

Актовый зал советского посольства. Последние запоздавшие зрители рассаживаются на свободные места. В зале присутствуют даже маленькие дети со своими родителями, но подавляющее число зрителей все-таки подростки. Они счастливы видеть почти рядом с собой легендарного Цоя. И  в воздухе чувствуется эта атмосфера всеобщего обожания…

 

 Виктор Цой стоит на авансцене с акустической гитарой. Он говорит в микрофон:

– В Токио я живу уже больше полугода. Мне здесь нравится. Правда, я очень мало говорю по-русски… Поэтому мне вдвойне приятно петь сегодня для вас на родном языке. Тем более что это будут песни, которые я давно не пел. Виктор бьет по струнам и начинает вечер с песни «Алюминиевые огурцы».

 

В паузе между песнями Виктор отвечает на записки, пришедшие из зала, зачитывая вопросы вслух:

(Вопрос) Расскажите о своих японских поклонниках, чем они отличаются от наших?

– Они действительно отличаются от наших… своей культурой, не в обиду будет сказано… нашим поклонникам.

(Вопрос) Будете ли вы сниматься в кино?

– Да, мне сделали такое предложение японские кинопродюсеры. Возможно, съемки начнутся уже этой осенью.

(Вопрос) Простите за бестактный вопрос. Вы в разводе?

–Нет, я  женат, – говорит Цой и смотрит влюбленными глазами на Акико, сидящую в зале.

(Вопрос) Ваша любимая японская группа?

–Это «Огненные драконы» – группа, с которой я выступаю.

(Вопрос) Виктор, что бы вы сделали, если бы были главой государства?

– Ну, не знаю… Я не хочу быть главой государства, я хочу петь. Поэтому давайте я вам лучше спою.

Звучит песня «Восьмиклассница».

 

Вечером, после концерта. Банкетный зал советского посольства в Токио полон гостей. Светский раут по случаю подписания мирного договора с Японией предваряется  речью Михаила Горбачева. Он говорит в микрофон:

 –…нам предстоит принять очень важное политическое решение в отношении островов Шикотан и Итуруп. Для этого надо четко ответить на вопрос, кто тут больший патриот? Крики о распродаже, об унижении в связи с подписанием мирного договора с Японией – не что иное, как проявление «квасного» патриотизма, результат непонимания ситуации. Нам нужны три вещи. Политическая стабильность, согласие и сотрудничество, продолжение реформ и выдвижение общенациональных интересов на первый план. Сотрудничество с Японией в интересах страны, для ее подъема – это и есть патриотизм.

Все присутствующие в зале стоя аплодируют.

Горбачев поднимает бокал с шампанским и провозглашает тост:

– За взаимовыгодное советско-японское сотрудничество!

 

Через какое-то время в банкетном зале. Виктор и Акико  пьют шампанское, держась особнячком от дипломатической тусовки. Конечно же, все на них обращают внимание. В какой-то момент к ним подходит Раиса Горбачева, одетая в элегантный английский костюм изумрудного цвета в сопровождении атташе по культуре, чтобы познакомиться. В  руках Раисы Максимовны Цой замечает пластинку «Кино» «Кончится лето», он по-настоящему  удивлен.

Она, улыбаясь протягивает Акико  для приветствия свою ладошку. Акико здоровается с Горбачевой за руку, как принято у японцев, склонив в почтении голову.

– Какая красавица ваша жена, Виктор! – с восторгом говорит Раиса Максимовна Цою,– очень рада нашему знакомству! У меня к вам просьба…

– Да, пожалуйста…

– Моя внучка Ксюша оказывается ваша большая поклонница.

– !?

– Перед отлетом из Москвы она наказала мне обязательно взять у вас автограф. К сожалению, Ксюша не смогла с нами приехать в Японию – учится в балетном... Подпишете?

– С радостью, – Виктор ставит автограф; надпись гласит: «Юной балерине Ксюше Горбачевой. Удачи! Виктор Цой».

 

В этот момент к ним присоединяется Горбачев. Раиса Максимовна знакомит Виктора с супругом – они пожимают друг другу руки. Видно, что Горбачев находится под большим впечатлением от только что произнесенной им речи, он говорит:

– Я убежден, что Курилы надо было давно возвращать японцам. Там больше сорока лет все в разрухе... А теперь процесс пойдет – начнутся японские инвестиции, мы только выиграем от этого дела. Предлагаю выпить…

– …за удачу? – говорит Цой.

– За удачу в наших делах! – подтверждает Горбачев.

Все чокаются бокалами, и пьют шампанское.

 

– Что же вы Родину покинули? – спрашивает Виктора Горбачев.

– Ну, не знаю, у меня ведь здесь жена, мое творчество… На самом деле я не рвал связей с Родиной. Просто уехал на какое-то время… Да и паспорт у меня советский остался, я по–прежнему гражданин СССР.

 Раиса Максимовна говорит Цою:

– О, ваше выступление в программе «Взгляд», по-моему, четыре года назад, это было что-то… Вы тогда так необычно говорили о кооперации и власти. Не запомнить вас было невозможно!

– Да, было дело…

– Кстати, мне очень нравится эта ваша песня… перестроечная… про перемены…

– Вы ошибаетесь, Раиса Максимовна, на самом деле… это сугубо личная песня.

– Возможно, но в контексте происходивших тогда в обществе кардинальных изменений она идентифицировалась именно так!

– Да, наверное, вы правы…Мне об этом, кстати сказать, многие говорили.

– Вот видите!

– Да, – подключается к диалогу Горбачев, –  мне еще нравится ваша песня про эскадрон…

– ?!

– Там вроде такие слова… «мои мысли – мои скакуны словно искры зажгут эту ночь…»

– Ну, что ты, Миша! – возмущается Раиса Максимовна, – это же песня  Газманова.

– Да!? – искренне удивляется Горбачев, и, чтобы продолжить беседу, спрашивает Цоя, – а вам нравится Газманов?

– Газматов? – переспрашиват Цой, смеха ради коверкая фамилию известного поп–певца.

– Нет, Газманов, певец Газманов.

– Не знаю такого певца. Я знаю только поэта Газматова.

К Горбачеву подходит посольский сотрудник:

– Михаил Сергеевич, через час вы даете брифинг в пресс-клубе…

– Да-да, пора. Пора прощаться… – и вдруг, что-то вспомнив, хлопает себя по лбу, – да, чуть не забыл. Науменко просил передать вам привет.

– Кто? – недоуменно спрашивает Виктор.

– Михаил Науменко, мой советник по культуре. Он сейчас у нас в командировке в Швеции, изучает скандинавский опыт музыкальной подготовки детей… Так глядишь, лет через десять на Евровидении будут побеждать только советские конкурсанты… Что ж, прощайте! Будете в Москве, непременно заходите.

– Куда, простите? – опешил Цой.

– Ну, разумеется, в Кремль, – говорит Раиса Максимовна и протягивает ему визитную карточку, – обязательно заходите вместе со своей очаровательной супругой.

 

Виктор дома. Сидит за монитором и редактирует английский текст под заголовком –Synopsis of The Black Square Romance.

Начало текста такое:

When everything had been prepared for a sleep which means that the teeth had been brushed and some parts of the body had been washed and the clothes were lying shapeless on a chair near a bed, He lied down on a blanket and started watching rough spots of a ceiling that hasn’t been whitewashed for a long time. It was quite a usual day that consisted of a couple of meetings, a couple of caps of coffee and some guests with a wholesome but not really interesting chat in the evening. Having remembered this, He skeptically smiled and then yawned loudly, automatically covering his mouth with a hand. Then his thoughts turned more exalted way and He suddenly asked himself: “What do I have?”

Появляется титр: Токио. 21 июня 1992 года.

Акико подходит к Виктору сзади, и, обняв его, прижимается щекой к его спине:

– С днем рождения, любимый!.. Что ты делаешь?

– Сочиняю киносценарий.

– О чем?

– О молодом человеке, который пытается перехитрить судьбу.

 

Через какое-то время. Виктор разворачивает бумагу, в которую завернут подарок от Акико – книга в прекрасном переплете с золочеными иероглифами. Акико спрашивает Виктора, показывая на обложку книги:

– Сможешь прочитать?

Виктор кивает головой и читает по складам:

– Му-ра-са-ки Си-ки-бу…

– Молодец. А как роман называется?

– Гэн-дзи  Мо-но-га-та-ри… Роман о Гэндзи?

– Да, правильно…  роман эпохи Хэйан… о жизненном пути принца Гэндзи… Мурасаки Сикибу – это писательница японского средневековья. Я тебе желаю, чтобы твой следующий сценарий был написан на японском!

Виктор целует Акико.

Акико ласково шепчет на ухо Виктору:

– Кстати, еще есть бонус!

 

На кухне. Виктор  задувает свечи на торте, который Акико держит на руках. Свечей ровно тридцать штук. Виктор их задувает не сразу, чтобы продлить удовольствие.

 

Виктор сидит за столом вместе с Акико и ест торт.

– Умница, – говорит он ей по-русски и, сделав глоток чая из кружки, добавляет, – мало того, что умница, еще и готовить умеешь.

– Что такое умниса? – спрашивает его по-русски Акико.

– Не что, а кто, – отвечает ей Виктор, – умница – это ты!

 

Чуть позже они гуляют в парке. Они там одни.

 

 

Титр: Токио. 14 августа 1992 года.

Общий план дворца спорта «Будокан». На его фронтоне висит гигантский плакат, рекламирующий концерт Виктора Цоя и «Огненных драконов». К «Будокану» со всех сторон стекаются толпы молодых японцев – юношей и девушек, многие в черном, с колоритными прическами а ля «Огненные драконы», «Кино» или «The Cure». Среди толпы многие стоят с табличками с надписью по-японски (голос за кадром: «Куплю билет»).

 

За кулисами «Будокана» Виктор и Акико. Они смотрят в зал, – он набит битком.

Подходит Кикудзи:

– Дали звуковое объявление, что концерт начнется через пять минут...

 

Голос ведущего:

– Дамы и господа, встречайте – Виктор Цой и «Огненные драконы».

Под рев толпы на сцену выскакивают музыканты из «Огненных драконов», последним уже под звуки интерлюдии медленно выходит Цой. Вся сцена залита ярким светом. В зале творится что-то невообразимое, публика устраивает ему долгую овацию... Крупный план: счастливое лицо Акико, стоящей за кулисой. Она плачет. Счастливый Цой улыбается в зал.

Звучит новая песня, написанная Цоем в Японии. Он поет на японском.

 

Титр: Пригород Токио. 15 августа 1992 года.

Дорога в пригороде Токио. Мы зависаем над кабриолетом «Тойота» красного цвета, мчащегося со скоростью 170 км/ час куда-то подальше от города.

 

За рулем Виктор Цой в черных очках, его длинные волосы развеваются на ветру. На переднем сиденье рядом с ним сидит Акико. В машине работает приемник, диктор рассказывает о вчерашнем концерте в «Будокане».

Голос за кадром переводит:

– В прошедший уик-энд Виктор Цой и «Огненные драконы» дали аншлаговый концерт в спорткомплексе «Будокан». Промоутеры столкнулись с проблемой, – им пришлось выпроваживать сотни малолеток, желавших купить билеты. Но билетов уже в продаже не было. Из-за беспорядков, вызванных безбилетниками, гражданской полиции пришлось применить силу. Впрочем, на самом концерте дело обошлось без инцидентов.

На этой недели у Виктора Цоя и «Огненных драконов» начинаются национальные гастроли. В общей сложности концерты посмотрят 250 тысяч человек. Практически во всех городах Японии билеты на шоу уже проданы.

Осенью после окончания тура Виктор Цой начнет съемки полнометражного фильма. В этом проекте он выступит сразу в четырех ипостасях – сценариста, режиссера, актера и композитора. Не это ли наивысшая точка самореализации Виктора Цоя? Нам остается только одно – пожелать ему удачи!

Акико говорит, улыбаясь, Виктору:

– Ты всего достиг, Виктор.

Виктор не сразу соглашается, его внимание почему-то привлекла стоящая впереди на пригорке одинокая собака, которая срывается с места навстречу машине, заливаясь яростным лаем. Картинка сразу меняется, изображение на экране начинает дрожать.

С молниеносной скоростью начинают мелькать кадры прожитой им жизни за последние два года (быстрая перемотка в обратном направлении):

красный кабриолет с Виктором и Акико едет по дороге задним ходом...

зрители выходят из « Будокана» спиной назад...

Цой и Горбачев чокаются бокалами, жмут друг другу руки, затем Горбачев с бокалом шампанского спиной назад возвращается к микрофону…

Виктор и Акико выходят из дверей репетиционной точки «Огненных драконов» спиной назад...

японские фаны и журналисты выходят из аэропорта Токио спиной назад...

Виктор поднимается по трапу в самолет спиной назад...

Самолет летит фюзеляжем назад обратно в Москву...

Виктор в туалете аэропорта собирает из разорванных кусочков письма...

Виктор идет спиной назад по лестнице в свою квартиру...

Виктор из осколков собирает свою гитару...

Цой, Гурьянов и Каспарян идут спиной назад по берегу озера Тельбин...

Виктор и Акико стоят в дверях номера, он закрывает дверь, Акико идет по коридору гостиницы спиной назад и заходит в лифт, лифт закрывается...

музыканты «Кино» заходят спинами назад в вагон поезда «Москва – Таллинн»...

Виктор возвращает Акико вкладыш, и Акико спиной назад отходит от него в зал клуба «Котобуки»...

«ЗИС» с мотоциклетным кортежем возвращается задним ходом к «России»...

Цой и Нугманов уходят за кулисы «России» спинами назад...

Виктор вылетает из кювета обратно в машину, с машины сбивается пламя, в нее возвращаются все, кто вышел, и она едет по дороге задним ходом прочь от съемочной площадки...

Журналисты выходят из пресс-центра «ИТАР–ТАСС» спиной назад...

Наташа спиной назад уходит от Цоя, стоящего в озере, к дороге...

«Икарус» и «Москвич» разъезжаются задним ходом в разные стороны от поворота...

Темп кадров замедляется. Изображение восстанавливается полностью.

Черный экран. Появляется титр: Тукумс. 15 августа 1990. 12:28

По дороге к роковому повороту мчится темно-синий «Москвич». За рулем Виктор, он в машине один. Стрелка на спидометре показывает отметку 130 км/час.

Мы вновь слышим голос Акико (звучит как эхо):

– Ты всего достиг, Виктор.

Последние слова она произносит, когда из–за поворота появляется автобус.

Мы слышим голос диктора из телепрограммы «Тайны ХХ века» (звучит как эхо):

– Для того чтобы изменить судьбу, надо поменять среду обитания...

Собака угрожающе рычит.

Глазами Виктора мы видим в замедленном темпе:

как к машине с пригорка мчится лающая собака...

как в боковое зеркало со всего размаха влетает камень, и зеркало разлетается вдребезги...

как на дорогу, разворачиваясь, выезжает « Икарус»...

как лающая собака бросается под колеса его машины...

как «Москвич» выбрасывает на встречную полосу прямо на автобус...

Мы слышим голос Акико (говорит по-японски, голос звучит как эхо):

– Я люблю тебя, Виктор...

 

Под дикий грохот удара гаснет экран.

 

Черный экран. Появляется титр: Алма-Ата. 15 августа 1990 года.

Квартира кинорежиссера Рашида Нугманова. Рашид лежит на разложенном диване навзничь с открытыми глазами. Звенит будильник. На часах 9 утра. Рашид нажимает на кнопку будильника. Какое-то время он еще лежит на спине и смотрит в потолок. Потом встает, идет мимо комода, на котором стоят три разных телевизора – один большой, второй, рядом, поменьше, и третий совсем миниатюрный, стоит на корпусе большого. Все телевизоры работают. На экране большого – Рудольф Гесс в форме летчика садится в кабину самолета (хроника, черно-белая съемка), самолет «Ме-110» в воздухе (хроника, черно-белая съемка), Рудольф Гесс в зале заседания Нюрнбергского суда (хроника, черно-белая съемка), Рудольф Гесс в камере западноберлинской тюрьмы «Шпандау» (хроника, черно-белая съемка). На экранах двух других рябь и картинка сетки. Из большого телевизора доносится приглушенный мужской голос:

 – Эта история в официальном историческом варианте проста. Заместитель Гитлера по партии Рудольф Гесс 10 мая 1941 года в 17 часов 40 минут взлетел с аэродрома фирмы «Мессершмит» близ города Аугсбурга на двухмоторном истребителе «Ме-110». В 22 часа 15 минут Гесс покинул самолет и на парашюте приземлился в Шотландии, где сдался в плен англичанам.

Международный трибунал в Нюрнберге в 1946 году приговорил Гесса к пожизненному заключению, которое он отбывал в западноберлинской тюрьме «Шпандау» вплоть до 18 августа 1987 года – дня своего самоубийства

Нугманов на кухне включает газ, ставит на плиту чайник со свистком. Идет в душ. Свист чайника заставляет закрыть кран душа.

Рашид с потухшими глазами сидит на кухне один перед дымящейся чашкой с чаем и о чем-то сосредоточенно думает. Голос Акико, доносящийся из телевизора, говорит шепотом по-японски:

– Я люблю тебя, Виктор.

 

Крупный план телевизора. В красном кабриолете куда-то по дороге мчится Виктор. Его лицо излучает счастье.

Голос Рашида Нугманова:

– Виктор мне постоянно снится все эти годы... (длинная пауза) Меня часто спрашивают, почему я до сих пор не снял про Виктора кино. Сначала я собирался. Но все же не смог. Делать картину о человеке, который был по-особому близок тебе, очень трудно.

В конце концов, я решил так: если сниму фильм о нем, то я для себя его убью... (длинная пауза) Виктор для меня просто куда-то надолго уехал. Я думаю, что на том свете мы все не раз повстречаемся друг с другом и, наконец-то, поймем, где истина.

Черный экран. Абсолютная тишина.

 

По краям черного экрана начинает пробиваться свет, чернота быстро растворяется, как будто это стекающая со стекла черная краска. Яркая вспышка, и мы вновь видим Виктора Цоя – молодого, счастливого, очень красивого. Звучит абсолютно новая, никем еще не слышанная песня группы «Кино». Она веселая и жизнерадостная, такая же, какая была музыка у раннего «Кино». Затем идут титры.

 

В фильме звучат песни:

1. Битник
2. На кухне
3. Электричка (инструментал)
4. Последний герой
5. Дальше действовать будем мы
6. Звезда по имени солнце (акустика)
7. Группа крови
8. Звезда по имени солнце
9. Перемен!
10. Кукушка (акустика)
11. Кончится лето
12. Муравейник
13. Следи за собой
14. Перемен! (видеоверсия)
15. Дерево (акустика)
16. Видели ночь (видеоверсия)
17. Кончится лето (инструментал)
18. Когда твоя девушка больна
19. Дальше действовать будем мы (инструментал)
20. Пачка сигарет
21. Алюминиевые огурцы (акустика)
22. Восьмиклассница (акустика)
23. Новая песня (на японском языке)
24. Новая песня

 

Санкт–Петербург. 27 июня – 17 августа – 30 октября 2005 – 05 ноября 2006